• Великая Скифия
• Великая Тартария
• Тартария во «Всемирной географии» Дабвиля
• Тартария в «Новой Энциклопедии Искусств и Наук»
• Тартария во «Всемирной истории» Дионисия Петавиуса
• Тартария в «Атласе Азии» Николаса Сансона 1653 года
• Ремезовская летопись
• Великая Тартария в рукописи Войнича
• Символы Великой Империи наших предков
• Известный флаг неизвестной страны
• Забытый символ Великой Страны-1
• Забытый символ Великой Страны-2
• Правители Великой Империи наших предков
• Правители Великой Империи наших предков (продолжение)
• Тартары в книге Мартина Мартиниуса «Тартарская война»
• Тартары в книге Афанасия Кирхера «Иллюстрированная энциклопедия Китая»
• Правители Великой Империи наших предков (продолжение 2)
• Тартары в сборнике Николаса де Ламерсена II
• Тартары в книге Хуана де Палафокса и Мендозы
• Следы Великой Империи наших предков
• Мегалиты горы Шаман, Приморье
• Мегалиты горы Пидан, Приморье
• Мегалиты Парка Драконов, Приморье
• Пирамиды Находки, Приморье
• Другие древности Приморья
• Петроглифы Сикачи-Аляна
• Древнее государство на Дальнем Востоке
• Мегалиты Урала
• Версия назначение мегалитических построек
• Мегалиты Северной Америки

Правители Великой Империи наших предков (продолжение 2)

 

Тартары в сборнике Николаса де Ламерсена II «Августейшие изображения всех королей Франции от Фарамонда до Людовика XIV»

В общем, от западных историков трудно ожидать чего-либо внятного по поводу Великой Тартарии и её правителей. Если что-то и было, то это давно уничтожено или хорошо спрятано. Никто не даёт полной картины. А, ведь такое огромное государство должно было жить полной государственной жизнью – экономика, обороноспособность, промышленность, сельское хозяйство, правители и элита и многое другое, которую в тайне сохранить тяжело.

Также это огромное государство просто обязано было состоять в дипломатических отношених с другими странами, и нам было бы интересно узнать, как они развивались и видоизменялись, кто с кем и против кого дружил. Мы подозреваем, что строились они на основе вассалитета, поэтому-то западные переписчики истории, спешно создававшие своим странам новое прошлое (а также национальные языки) после падения Асгарда в 16 веке, так неохотно говорят о Тартарии. И говорили они пока она существовала, а после её разгрома в конце 18 века и вовсе замолчали. Остались только какие-то отрывочные сведения, в большинстве случаев весьма неточные и несущественные. Однако, всё же они есть.

Так, в 1690 году во Франции был издан сборник Николаса де Ламерсена II (Nicolas de Larmessin II (1632-1694)) из династии гравёров и издателей Ламерсенов «Августейшие изображения всех королей Франции от Фарамонда до Людовика XIV» (Les augustes representations de tous les rois de France, depuis Pharamond jusqu’a Louis XIV).

В нём, помимо изображений собственно королей и политических деятелей Франции, также были помещены изображения и правителей других стран, причём некоторые довольно экзотические. Например, великий султан Сулейман III, великий султан Мехмет IV с женой, великим визирем и послом во Франции; король Сиама, император Каламинхана (скорее всего, так называлось одно из бирманских государств); король Марокко, шах Абас; правитель Персии, Ауренгазеб; правитель Индии, король Камбоджи (Вьетнама) и пр. Все они, кстати, изображены людьми белой расы, что удивительно для нас – вроде никаких белых правителей ни во Вьетнаме, ни в Сиаме, ни в Бирме не должно было быть, исходя из версии современной истории.

В ответ тем, кто захочет сказать, что это фантазии Ламерсена, и что он просто всех изображал людьми белой расы, можно сказать, что он умел изображать людей других рас и изображал их. Например, послы Сиама, в отличие от короля, выглядят вполне по-азиатски, короли Гвинеи, Конго и Абиссинии – людьми чёрной расы, а император Чины – человеком расы жёлтой. В сборнике Ламерсена есть и изображение великого хана Тартарии.

Надпись под гравюрой гласит:

Le Grand Cam; ou Empereur de Tartarie;

Puissant et Redoutables Monarque et des plus riche apnt Sestant rendu Maistre depuis plusieurs annee d'une partie de la Chine. Cette Nation des Tartares portoient autrefois le Nom de Scythes ce Royaume est de plus grands de toutte la terre tenant presque la 3e Partie de l'Asie avec un grand Nombre de places en l'Europe il Comprend La Sarmathie Asiatique La Scythie, la province de Serres, que ton Nomme a apresent Cathay Zagathay y Turkestan. Son Revenu tout les ans est de plus de quinze Millions Sept Cent milles Ducatz. Sans Comprendre la Gabelle du Sel de mangy, et aves Endroits qui ce montent a Six Millions quatre cent milles ducats, Outre les presens que ton fait tou les jours a ce prince qui peuvent monter a trois millions, Les gens de Guerre sont sans nombre en ce Royaumes puisqu'il cest veu plus de 360 milles Chenaux et 200 mil hommes de pied autour de Cambatu. Ville Capitalle ou il fait sa residence Ordre, les mines d'or, d'argent et pierres precieuses cy trouvent en plus, endroits et quantite de perles le long d'un lac appelle Canicta.

Перевод

Великий Хан или Император Тартарии

Могущественный, грозный и самый богатый монарх, который уже несколько лет является хозяином части Китая. Этот народ тартар прежде носил имя скифы. Их королевство является самым большим из всех существующих на земле, занимая почти треть Азии и большое число мест в Европе. Оно включает в себя Азиатскую Сарматию, Скифию, провинцию Серика (Serres), которая сегодня называется Катай, Чагатай и Туркестан*. Его доход за все годы составляет более пятнадцати миллионов семисот тысяч дукатов, не учитывая налог на соль, который составляет шесть миллионов четыреста тысяч дукатов, и помимо подарков, которые дарят этому князю ежедневно, стоимость которых достигает три миллиона. Военных людей в этом королевстве бесчисленное множество, так как он видел более 360 тысяч конных и 200 тысяч пеших вокруг Камбалу, столицы Орды. [В королевстве] есть многочисленные рудники по добыче золота, серебра и драгоценных камней, а также множество мест по добыче жемчуга вдоль озера, которое называется Каникта (Canicta).

(Перевод с французского Е. Любимовой)

* Примечание переводчика: Туркестаном или Восточным Туркестаном назывался регион на северо-западе современного Китая, который сейчас носит имя Синьцзян-Уйгурский автономный район или кратко Синьцзян.

Как видим, великий хан явно изображён человеком белой расы. И, хотя имени его Ламерсен к сожалению не приводит, в отличие от умопомрачительных цифр ханского дохода (и откуда только узнал? Хотя, европейцы всегда испытывали зависть к чужим деньгам и в первую очередь интересовались ими), кое-какую полезную информацию, которая сейчас не так бесспорна, а тогда была известной и само собой разумеющейся, он приводит.

Например, он подтверждает, что скифы и тартары – это одни и те же люди, что они влавствовали и в Азии, и в Европе, что тартары (они же скифы) завоевали Чину (или Китай, как сейчас говорят). Судя по дате выхода сборника Ламерсена – 1690 год – это как раз время тартарских войн в Китае, описанных очевидцем тех событий, иезуитом Мартино Мартини (Martin Martinius (1614-1661)) в книге «Тартарская война» (Bellum Tartaricum). Сейчас эти войны, которые вели тартары с Чиной, носят название «Маньчжурское завоевание Китая (1644-1683)».

То есть историки переименовали тартар в маньчжуров, а о скифах речь вообще не идёт, и все заслуги тартар в отношении части Чины, которой они управляли почти триста лет, приписали новоизобретённым маньчжурам. А заслуги были и есть, и не такие уж маленькие.

Во-первых, тартары прекратили кровопролитные междоусобные войны, длившиеся почти 20 лет, и объединили страну. Без них китайцы не смогли бы противостоять военному и экономическому натиску европейских держав, а иезуиты уже были в то время в Китае, видимо, для этого готовя почву.

Во-вторых, они значительно поспособствовали развитию государства и оздоровили социальную и демографическую картину страны. Тартары покровительствовали образованию на завоёванных территориях, развивали сельское хозяйство, вводя новые сорта сельхозпродуктов и распахивали неудобицы, что прекратило голод и, соответсвенно, повлияло на прирост населения. За 18 век население Китая увеличилось почти втрое.

В-третьих, продолжая свои завоевания, они «прирезали» к современному Китаю несколько областей, которые в настоящее время являются очень ценными. Например, в Синьцзяне сравнительно недавно обнаружены большие залежи полезных ископаемых и нефти. С конца 19 века там добывали соль, золото, нефрит и уголь, производили соду. Кроме того, благодаря тартарам, у современного Китая оказалась Монголия и Тибет, которые сами китайцы пытались завоевать, но им это никогда не удавалось, ибо всегда воевали «числом, а не умением».

И только в конце 19 начале 20 века в Империи Цин (1644-1912), которую основали и развивали тартары и которой современный Китай обязан своими территориями, произошёл застой и затем надлом, и она прекратила своё существование.

Очень этому поспособствовали тогдашние китайские либералы, которым было наплевать на страну лишь бы свергнуть ненавистную им династию Цин, несмотря на то, что последняя пыталась решить дело миром и шла на всяческие уступки. Они согласились на либеральные реформы, подготовили и опубликовали в 1911 году констицию.

Но борцам за «счастье народное», науськиваемым «просвещёнными» европейцами, никакого конструктивного сотрудничества было не нужно, им надо было сломить империю и посеять хаос. Совсем как в России 100 лет назад. Складывается такое впечатление, что паразиты слаженно действовали с востока и запада, уничтожая всё более-менее стабильное, что построили белые люди. Китайские «либералы» добились своего. После свержения династии Цин, Китай погрузился в хаос междоусобиц на 40 лет.

Возможно, эта катастрофа произошло по причине того, что к этому времени тартарская элита всё более и более окитаивалась, перенимая китайскую культурную традицию, что не могло не случиться. Тартары господствовали в государственной и военной сфере. Высшая элита, которой было не так мого, состояла из них, но дальше по нисходящей были китайцы, котороые не могли не влиять на тартар в культурной, хозяйственно-бытовой и в адмистративной сферах.

Тартарские правители, особенно ранние, старались продолжать свой образ жизни, воспитывая своих сыновей как воинов, прежде всего, и, будучи императорами Китая, они продолжали носить титул ханов. Однако, при управлении страной им пришлось использовать бюрократический аппарат, традиционный для Китая, и вынуждены были нанимать на государственные посты этнических китайцев. Да и смешивание с жёлтой расой было неизбежно, что постепенно изменяло их этнический облик, хотя ещё в начале 19 века китайского князя и княгинь маньчжуро-тартарской национальности (A Chinese prince of the Manchoo Tartar race. A Chinese Princess of the present Manchoo Tartar Race) изображали как белого человека. Например, в 24-томной Лоднонской энциклопедии (Encyclopaedia Londinensis, Universal Dictionary of Arts, Sciences and Literature), составленной Джоном Уилксом (John Wilkes) и напечатанной в 1810-1829 гг.

Тем не менее, тартары всё больше изменяли свой культурный облик, принимая китайскую речь, привычки и имена.

Кроме того, падению тартарской Империи Цин очень сильно «поспособствовали» вездесущие алчные англинчане. Они развязали две опиумные войны на территории страны в 1839-1842 годах и 1856-1860 годах за право торговать опиумом в Китае, как говорится, невозбранно, подавив всякое стремление китайского правительства проводить политику по защите китайского рынка от наркотиков. Американцы тоже не стояли в стороне и с радостью присоединились к англичанам.

По итогам этих войн, Империя Цин вынуждена была выплатить бандитам крупную контрибуцию, открыть для иностранной торговли Тяньцзинь, разрешить использовать китайцев в качестве рабской рабочей силы в колониях Великобритании и Франции, и по сути, продолжать наблюдать, как народ её страны продолжают убивать наркотиками для обогащения «просвещённых» европейцев.

Судьба же тартар, они же маньчжуры, в Китае оказалось незавидной. И имя ей – полная и окончательная ассимиляция. Конечно, это случилось не вчера, а началось ещё в 19 веке. С 1878 г. был снят запрет на поселение этнических китайцев на территории, исконно принадлежавшим тартарам, которую сейчас называют Маньчжурией. Массовое её заселение началось после японо-китайской войны 1894-95 гг. К 1900 г. численность пришлых китайцев превысила коренное население на «Священных землях предков» и тартарское правительство ничего не могло с этим поделать, а в 1902 г. был снят запрет на смешанные браки с китайцами.

Со временем ассимиляция только усиливалась, возрастало число смешанных браков. Во время «Культурной революции» и вовсе было опасно проявлять свою принадлежность к маньчжурскому (тартарскому) этносу. На родном языке практически перестали говорить и писать, перестали соблюдать и свои культурные обычаи и массово записывались ханьцами. Как это похоже на геноцид русинов на Западной Украине в начале 20 века.

Сейчас количество маньчжуров на своей исконной территории не превышает 8% населения. Они не говорят на своём языке, книги на нём – большая редкость, обычаи предков давно забыты. Вот такую печальную судьбу организовали паразиты могучему этносу на окраинах некогда огромной и великой Империи белых людей, столетиями терпеливо и неуклонно преследуя цель уничтожения людей белой расы, единственных, кто способен был дать им достойный отпор.

 

Тартары в книге Хуана де Палафокса и Мендозы «История завоеваний Китая (Чины) тартарами»

Мы нашли ещё несколько упоминаний о том, как именовали тартарских правителей средневековые авторы. Вернее, наименование или, скорее всего, титул одного человека, но в разных, так сказать, редакциях. В ортодоксальной истории его называют принцем-регентом Доргунем (или Доргонем).

Это он, собственно, и завоевал весь Китай (Чину) к 1648 году. По версии официальной истории он являлся 14 сыном хана Нурхаци, который начал вторжение в Китай и которого иезуит Мартино Мартини называл Тиенмингом, императором западных тартар, и прижизненный портрет которого мы приводили выше. Доргунь был младшим братом второго тартарского правителя Чины, а после его смерти правителем-регентом шестилетнего сына последнего. Он был блестящим полководцем и государственным деятелем. Мартини пишет, что «… юный принц воспринимал своего дядю, как наставника и отца с первого дня как он стал во главе Империи и поэтому тартары на своём языке называли его Амахан (Amahan), то есть король-отец, что то же самое на китайском звучало как Амаванг (Amavang)» (c. 104-105). В дальнейшем Мартини, как и многие другие, кто описывал завоевание Чины тартарами, например испанский Альваро Семедо (Alvaro de Semedo (1585-1658)), португальский иезуит и миссионер в Китае, именует этого человека исключительно на латинский манер Амавангус (Amavangus).

Иначе его называл архиепископ испанской колонии Пуэбла в Мексике в 1640-1653 г.г. и временный вице-король Мексики в 1642 г. Хуан де Палафокс и Мендоса (Juan de Palafox y Mendoza (1600-1659)), который также написал книгу о покорении Чины тартарами, изданную в 1670 году. Она называлась «История завоевания Чины тартарами» («Historia de la conquista de la china por el tartaro»).

Снова подчеркнём, ни о каких маньчжурах современники тех событий не писали. Это, скорее всего, придумка поздних историков, как и «маньчжурские» имена, а также портреты тартарских правителей Чины «маньчжурской», читай азиатской, внешности. Хотя чехарда с именами тартарских правителей появилась уже тогда.

Читая биографию Хуана де Палафокс и Мендоса, можно прийти к выводу, что не все католические служители были упёртыми, недалёкими фанатиками. Например, этот испанский архиепископ был довольно-таки образованной и прогрессивной личностью. Первое – совсем неудивительно, будучи внебрачным сыном испанского маркиза де Ариза и испанской аристократки, он воспитывался в семье мельника, но по исполнении мальчику 10 лет, отец признал его и отправил учиться. Мальчик закончил университеты Алкала и Саламанки.

Будучи архиепископом в Месике, он основал на подведомственной ему территории огромную по тем временам библиотеку, насчитывавшую 5000 научных и философских трудов, занимался не только строительством католических церквей и соборов, но и организацией учебных заведений для детей, запрещал обращать местное население в христианство любыми методами, кроме убеждения, много сделал для того, чтобы местные присутствовали в органах управления, и был энергичным покровителем искусств, особенно музыки.

Палафокс вообще был горячим сторонником образования. Его причислили к лику блаженных, несмотря на тот факт, что у него был серьёзный конфликт с иезуитами по поводу епископальных бюрократических дел. Иезуиты посчитали его своим врагом и предпринимали все усилия, чтобы удалить Палафокса из Мексики, что им и удалось – они добились его перевода в Испанию в 1653 году.

Хуан де Палафокс и Мендоса был не только покровителем наук и искусств, но и сам писал. Его работы в 15 томах были изданы в Мадриде в 1762 году. Одной из его работ и была книга о тартарском завоевании Чины, которую он писал, базируясь на донесениях, которые приходили в Месику по этому поводу. При этом он писал не только, собственно, о военных компаниях тартар, но и о религии, обычаях, языке обоих народов – китайцев и тартар, особенно много о последних. В том числе и о некоторых вещах, о которых никто до него не писал, например, о письменности тартар. Об этом Палафокс пишет в главе 28 своей книги «Язык и буквы тартар и их невысокое мнение о китайцах», как и ещё одном титуле тартарского правителя Китая (Чины).

(Здесь и далее перевод с испанского Е. Любимовой).

«Образование и оружие считается в государстве двумя столпами, на которых покоится монархия. Отсутствие любого из них приводит к нарушению государственной жизни, но более всего к этому приводит отсутствие оружия, поскольку именно у оружия больше врагов, чем у науки. Это отсутствие китайцы признали после потери Империи. И тартары это исправили, поскольку не собирались её потерять по той же причине.

Испания провела более пяти тысяч битв в те времена, когда немного книг увидели дневной свет, но у неё были книги для основания и распространения власти своей монархии. Просто посмотрите на её завоевания. Тартары говорят, и говорят верно, что сегодня никто не может сохраниться без оружия, поскольку для правителей очень соблазнительна возможность завоевать своих соседей, так что они не должны пренебрегать тем, что соседи всегда воспользуются этой возможностью. И оружие сопротивляется оружию, поскольку на нём основывается право, а не на разуме. И, хотя это право покоится на неправильном основании, не стоит отнимать у тартар письменность, ни науку у китайцев, что совсем было бы неправильным отнять у уитайцев то, что они весьма уважают и ценят. Но этого и не случилось. В начале 1647 года при дворе Нанкина было ограгизовано знаменитое собрание в честь получения научных степеней, как это раньше было при дворе в Пекине. Тогда получили учёную степень триста докторов, шестьсот магистров и множество бакалавров, поскольку число последних всегда гораздо больше, чем остальных.

Император Xunchi, хотя затраты на это очень большие и идут за счёт правителя, достойно организовал это событие. Более того, он говорит, что было бы неправильно сокращать эти затраты, и сделает всё, чтобы образование пошло туда, где подняли оружие. Как раньше шло оружие в Китай туда, где было возвышено образование, где люди им занимались, видя, что оно очень ценится и вознаграждается. Китайцы, видя, что их монархия вознаграждает образование, склонны были заниматься только им. Также сейчас Xunchi вознаграждает оружие, и многие склоняются к нему по той же причине. Какая из этих двух вещей должна цениться более, каждый выбирает сам.

Что я могу сказать по этому поводу, хотя род моей деятельности был и есть образование и останется таковым до самой моей смерти: награда, обычно достаётся умелому воину или прилежному ученику, а хороший ученик всегда получает свою награду без всякого риска, тогда как воин обычно встречает свою смерть в сотом бою, перечеркнув все успехи в предыдущих девяносто девяти и потеряв свою награду именно тогда, когда он больше всего её заслуживает. Поэтому служба в армии это очень рискованное занятие.

Той же точки зрения придерживается и император Xunchi и, хотя он и поддерживает образование и ставит во всех провинциях Чины два столпа – один образование и второй оружие, при всём при этом он питает большую склонность к воинам. И, несмотря на то, что среди всех учёных он выбирает самых воинственных, он очень заботится о том, чтобы награждать хороших воинов. И, хотя они и воюют далеко от него, он старается высылать им награды до того, как они сами их попросят.

В августе 1647 года в город Квантунг (Quangtung) прибыл важный мандарин из одного из королевских советов от пекинского двора. Поскольку Пекин находится от Квантунга на расстоянии в 500 лиг, этот мандарин преодолел это расстояние по приказу Xunchi, чтобы привезти две награды двум наместникам города Квантунга. Это были два золотых кубка, инкрустированные драгоценными камнями и два дорогих костюма, по одному для каждого наместника. Одинаковую награду получили и наместник по образованию, и военный наместник, поскольку одинаковую ценность имела храбрость воина, защищавшего свою провинцию от врагов. (Так понял Палафокс то, что у тартар, как и у всех славяно-ариев, было разделение властных полномочий – князь мирской и князь военный – Е.Л.)

Также император Xunchi награждает своих офицеров, и помнит об отсутствующих и даёт поручения своим советникам не только определять размер награды, но и доставить её тем капитанам, которые служат далеко. Поэтому неудивительно, что у него так много хороших воинов – никто не остаётся без вознаграждения, ни один подвиг не остаётся без заслуженной награды.

Даже учёные, которые находятся на важных постах, признают, что не очень процветают на этом пути и выбирают воинскую стезю. Такое положение вещей наблюдается у наместника по образованию в провинции Квантунг. Например, один его подчинённый, китайский мандарин, честно ему признался, что занимать доверенный ему пост не может, поскольку у него нет достаточных знаний для него (он плохо знал китайские иероглифы), и попросил начальника найти ему место по его способностям.

На что наместник ему ответил: «Я нашёл тебе место, для которого ты знаешь достаточно букв. Во времена, в которые мы живём – меньше букв, больше оружия, господа китайцы. Сейчас важно меньше писать и читать, а больше решать дела устно с прилежанием и хорошими намерениями. Не так уж сложна правда и справедливость, чтобы её невозможно было сказать словами». Мандарин рассыпался в благодарностях и заверил наместника, что, если этого хватит, чтобы быть достойным мандарином, то он знает достаточно букв для этого.

Так император Xunchi ненасильственным путём убрал излишек, который был в этой области. При этом иногда происходили достаточно забавные случаи. У одного китайского мандарина стоял на постое тартарский офицер. Этот мандарин очень заботился о своей репутации как учёного человека. У него была библиотека, хранившая множество книг, в которых было намного больше знаний, чем в его голове. В библиотеке было специальное устройство, которое они называют Xufan. Оно нагнетало в помещение приток свежего воздуха, чтобы книги не испортила моль. Тартарскому капитану понравилась эта комната, но там было так холодно, что она была пригодна только для хранения трупов.

Он сказал китайскому мандарину: «Господин мандарин, уберите эту комнату и вынесите её содержимое. Если не хотите убрать книги, оставьте их здесь и мои солдаты наделают из них пыжей для своих мушкетов или как обёртку для табака, чем они принесут намного больше пользы, чем они приносили у вашей милости». Мандарин вынес свои книги без возражений, хотя ему было на что жаловаться, поскольку он очень гордился своей библиотекой и хотел добиться её повсеместной известности. Однако она была известна только в его городе, но именно тартарский капитан сделал её известной по всей Чине, всем рассказывая, как он заставил мандарина убрать свои книги из его комнаты.

Среди всех наук тартары больше всего ценят математику и астрологию. Поскольку поклоняются небу, им нравится говорить со звёздами и рассуждать о них, чем они себя часто развлекали. Каждый год они составляют свой календарь, который не сильно тличается от китайского. В 1647 году был выпущен первый календарь по приказу тартарского короля и с именем великого Xunchi на нём. Интересен тот факт, что его сделал отец Адам, иезуит, поскольку он великий математик и хорошо ладит с королём. Также тартары ценят другие науки китайцев, но не сильно, и говорят о киткайцах так, и в этом они правы: меньше законом, больше соблюдений. Меньше правил, больше примеров. Поскольку рассуждения без применения их на практике, абсолютно бесполезны.

Буквы и знаки, которые используют тартары, напоминают японские; и те и другие также слегка напоминают китайские знаки, но они не столь неясные и таинственные, как китайские. (И неудивительно, поскольку китайцы, как минимум, трижды реформировали руническое письмо, которое им принесли славяно-арии, а тартары, видимо, использовали неисковерканные руны. – Е.Л.) И поэтому ими предпочитают пользоваться азиаты или даже европейцы, которые живут в Восточной Индии и на Филлипинских островах, потому что они изучили манеры и обычаи тех стран. Они используют такие знаки, что часто даже не могут прочитать то, что только что написали и вынуждены угадывать большую часть написанного. Все знаки окружены точками сверху и снизу, как у евреев, так что они из букв превращаются в иероглифы.

Замечено, что есть в тартарском языке что-то величественное, королевское. В нём много гласных, как у испанского. И естественно, они произносят их с силой и напором так, что он кажется грубым. Но это впечатление от того, что так его произносят солдаты, которые обычно говорят более свирепо, чем другие, особенно те, которые желают заслужить репутацию Гекторов, и мы не можем это принять как общее правило. Несомненно, придворные говорят с более вежливыми и усовершенствованными интонациями, как они делают при всех дворах, где они, желая преуспеть, стараются говорить хорошо.

Иностранцы легко учат тартарский язык, потому что у него нет такого количества тональностей, как в китайском, которые придают последнему репутацию самого трудного и утомительного языка в мире. В тартарском же языке нет никакого термина или выражения, которое можно было бы привести в пример этому утверждению, кроме слова Pelipaovan. Так называют одного из дядьёв короля. Peli – тартарское слово, которое не имеет в своём произношении ничего грубого или острого, если сравннивать с мягкостью итальянского и испанского языков, которые легки в произношении. Peli на тартарскоя языке означает князь (принц), и van на китайском означает то же самое. Так что имя Pelipaovan означает дважды князь на тартарском и китайском. Если в королевстве Корея или в каком-либо другом месте Pao означает то же самое, то Pelipaovan будет означать трижды князь.

(На рисунке приведён титульный лист книги Хуана де Палафокс и Мендоса «История завоевания Чины тартарами» («Historia de la conquista de la china por el tartaro»). Заметно, что молодой человек, которому китаец вручает корону, скорее всего, и есть малолетний тартарский император Чины, регентом при котором был вышеупомянутый Pelipaovan, его дядя, человек белой расы.)

Подобное повторение трёх титулов в имени одного человека может казаться излишним. Мне тоже так показалось вначале, так как бы мы между собой звали бы человека князь, князь, князь, несмотря на то, что это повторение произносилось бы на трёх разных европейских языках, но звучало бы одинаково. Но на китайском и тартарском языках оно звучит по-разному. Из истории Китая известно, что всех остальных правителей мира, которых китайцы считали гораздо ниже своих королей или императоров, называли словом Kium, а принцев королевской китайской крови звали словом Van, и для них было бы недостойным назвать одним из этих имён своего короля, как и называть его одним из этих имён. Однако, если эти два слова Kium и Van соединить вместе, и получить Kiumvan, то третье слово получается так величественно, что прекрасно подходило бы их императору. Поэтому здесь не считается излишним повторять или соединять несколько названий князей в одно, поскольку, соединив несколько, получается другое, более величественное. Так что имя Pelipaovan – это имя настолько величественно, насколько величественен человек, который его носит.

Приводит в изумление тот факт, что Xunchi совсем не был обижен на то, что эти высокие титулы были даны князьям, которые, хотя и были его дядьями, всё же были его поддаными. Напротив, он сделал их абсолютными правителями нескольких больших провинций. Кроме того, Pelipaovan, который был по факту рождения великим князем, также носил титул Завоевателя Китая. В таком случае, либо принц Xunchi очень небрежен в управлении государством, либо его дядья очень ему преданы, либо в Тартарии очень доверяют своим правителям и князья менее амбициозны, чем в Европе» (с. 329-341).

* * *

Продолжаем читать книгу Хуана де Палафокса «История завоевания Чины тартарами».

Глава 25. О поклонении и ложной религии тартар и их естественных добродетелях и пороках

Тартары, которые завоевали Чину, являются явными атеистами по двум причинам. Во-первых, потому что они не признают никакого бога и не имеют никакой религии. Во-вторых, потому что поклоняются всем богам и принимают все религии или, как минимум, не удивляются никакой религии или верованию, с которыми сталкиваются. Правы те, кто говорит, что тот, кто всех любит, на самом деле не любит никого и, также правда и то, что хорошим не может быть назван тот человек, который никого не называет плохим.

Это, если строго говорить, относится к религии тартар, которые являются идолопоклонниками и, скорее всего, не знают, чему они поклоняются. У них пока ещё нет того естественного знания, которое невозможно достигнуть без сверхъестественного и божественного света, сердцем которого некоторые философы-язычники называют единого верховного бога всех вещей, который есть начало их, господин и творец всего созданного.

Тартары даже не имеют идолов или каких-то отдельных ложных богов. Они только поклоняются небу, потому что его они видят высоким, большим и светлым, и его высоту, величие и свет они несут по всему миру своим поклонением. В этом поклонении небу они не утомляют себя и не растворяются в набожности. Вместе с тем, у них есть свои бонзы (Bonzos) или священники для приношений жертв небу, которых они призывают и которые имеют то же положение, что и мудрецы или учёные и тартары не очень их уважают.

Говорят, что тартарские женщины более религиозны, чем мужчины, поскольку религиозность, будь она ложной или настоящей, есть естественное качество женского пола. Они более религиозные и почитают своих священников, говоря о религии или о суеверии, которое они исповедуют, и более внимательные и уважительные к церковнослужителям этого суеверия. Это, во-первых, почему тартары атеисты, не поклоняясь никакому богу.

Во-вторых, тартары – атеисты потому, что они поклоняются или почитают столько богов, сколько повстречают. Это они хорошо показали в китайской Империи. В настоящее время в Чине существует несметное количество идолов, которых они называют пагодами. Храмов, в которых находятся идолы тоже бесчисленное множество. Они богаты, прекрасны и величественны, в них служат множество священников, которые там очень хорошо и удобно устроились. И считают, что это удобство они заслужили, потому что ведут они жизнь полную лишений, как Макарий Египетский в дьявольской пустыне, что лица у них такие же, как у него – жёлтые и худые, хотя в это верится с трудом, поскольку эти отшельники Люцифера, которые раньше населяли пустыни Чины, сейчас выглядят упитанными и довольными, что неудивительно, учитывая жизнь, которую они ведут.

Тартары же во время своего завоевания поступили с этими храмами, монастырями и священниками, которые там живут, так, что невозможно сказать наверняка, почему они это сделали – из-за тартарского ли суеверия или из-за государственных интересов.

С одной стороны, ни один храм не был разграблен или разрушен, не было причинено вообще никакого ущерба ни этим монастырям, ни священнослужителям, которые там находились. Также у них не были отобраны доходы, которые они получали во времена правления прежней династии, какими бы значительными они ни были, что подразумевает почитание [тартарами китайских богов].

С другой стороны, тартары особо не церемонились с этими храмами или монастырями и временами превращали их в конюшни, а к идолам привязывали своих коней, а к бонзам обращались с таким презрением, говоря им: «Что вы тут разлеглись в тенёчке, ленивые негодяи. Обманываете бедных и невежественных людей, а сами сидите у них на шее и едите их хлеб. Вон отсюда, обманщики. Идите сражаться или поработайте немного. Вы уже предостаточно отдохнули».

Так они им говорили, но не заставляли их делать ничего из того, что сказали, не заставляли бросить ту жизнь, которую вели бонзы, поскольку король Xunchi издал указ о том, чтобы ни бонз, ни их храмы не трогали.

Однако, думается, что тартары со временем всё это искоренят или, в крайнем случае, подумают об этом, поскольку всё это очень не соответствует их образу жизни, в котором они предпочитают умеренность. А, чтобы не возбудить ненависть людей к новому правительству, они приступят к этому, хорошо всё продумав. И это действие будет очень важным шагом для того, чтобы ввести на эту землю истинную религию – католическую, главными врагами и препятствием которой и являлись эти бонзы, причём не столько из-за их ревностного отношения к своей ложной религии, сколько из-за её удобства для их жизни. С католической религией и её храмами, мы позже расскажем, как продвигалось дело.

По правде сказать, тартары относятся к католической вере и её проповедникам гораздо лучше, чем к китайским бонзам. И ценят они их гораздо выше, даже сравнивать не стоит. И это при всех беспорядках, что случаются на войне, во время осады городов, и при свирепости солдат из простонародья, в основном, китайцев, которые служат тартарам. Всё это испытали на себе отцы-иезуиты, которые были единственными священнослужителями, представляющими христианство в этой части Света. Но всё это насилие шло вразрез с распоряжениями и волей тартарских наместников и армейских генералов.

После завоевания Чины тартары хорошо относились к отцам-иезуитам, выказывая им всяческое расположение, и выдали им патенты или охранные жетоны, обращаясь с ними с непринуждённостью и доверием. Все те несчастья, которые выпали иезуитам во время войны по вине тартар, не были вызваны ненавистью тартар к религии, ибо тартары не испытывают ненависти ни к одной религии, но только по причине жестокости и грубости, естественной для военных людей, да ещё и варваров.

При королевском дворе в Пекине тартарские женщины посещают христианскую церковь, хотя, на сегодняшний день, только, в основном, по причине любопытства. Они выражают своё почтение святым образам, которые украшают алтари в церкви. Думается, что так они делают, чтобы сделать приятное отцам-иезуитам, поскольку они видят, что тартарский король и высшее руководство страны их уважают, и потому что тартары по натуре легки в общении, просты и учтивы и не отвергают никакую религию. Это хорошее начало для того, чтобы склонить тартар к католической вере, чтобы они приняли ту истину, которая соответствует естественному свету разума.

Что же касается тартарских обычаев, то нужно признать, что тартары не такие чувственные и не предаются плотским грехам так, как китайцы. Также, в отличие от китайцев, у них нет такого количества жён. Тартары питают отвращение к этому ужасному греху. Поскольку король Xunchi знал, что Чина завоевала себе плохую репутацию из-за этого позорного греха, который следует выжечь небесным огнём, то, как только он завоевал Империю, приказал, что любому, кто попробует совершить такое злодеяние, будет отрублена рука, а тому, кто его совершит, будет отрублена голова.

Также тартары сильно ненавидят воровство, и наказание за него – смерть с первого раза.

Кроме этих случаев, тартары обаятельные и простые в общении люди в мирное время. А их судьи – крайне бескорыстные люди. У тартар категорически запрещены взятки, нарушение этого закона карается очень строго. Судьи не имеют права ничего брать ни у какой из сторон. Тартары, в отличие от многих других стран, не называют вещи, которые берут судьи, подарками или благодарностями, а называют их воровством, так это называется в божественных книгах, когда пытаются продать или купить правосудие.

Другие добродетели тартар мы увидим, когда будем говорить о правительстве тартар в следующей главе.

Их недостатками является жестокость во время войны, которую они ведут весьма кровавым способом. И некоторые даже говорят, что они не только льют человеческую кровь, но и едят человеческое мясо. Если это так, то это действительно большой грех. Но также говорят, что это присуще немногим, самым диким и самым варварским из тартар.

Также говорят, что на их слово не всегда можно положиться, особенно, если им очень выгодно его нарушить. Но это только потому, что они являются варварами, и, вдобавок к этому, соседствуют с мусульманами, которых Магомет легко освободил от этой вины.

Хоть бы это были только лишь тартары и мусульмане, и Макиавелли не научил Европу тому же, что и Магомет. Однако, поскольку Макиавелли не проповедовал в Турции и не учил, как не держать слово, то не только турки и магометане не держат слово и нарушают клятвы, в противном случае всех, нарушающих клятвы и не держащих слово мы должны отнести к туркам или магометанам.

Вот вся информация, которую я получил о религии тартар, их основных добродетелях и недостатках, а теперь перейдёт к методам их правления. (с. 293-300)

Глава 26. О правительстве тартар во времена их короля Xuinchi, как оно устанавливалось и принималось в Китае

Правительство тартар является достойным восхищения и, несмотря на то, что они язычники и варвары, достойно стать примером, на котором должны учиться все, кто называет себя политиками. Я уже говорил, что тартар, которые окружают Чину почти со всех сторон на суше, такое великое множество, что они разделяются на множество разных королевств. Китайцы разделяют их так же, как их разделяют во всём мире – на восточных тартар, западных, северных и южных. И тартар этих такое неисчислимое множество и такое же неисчислимое множество их земель, что, кажется, они представляют собой отдельный мир. Самые могущественные из них – тартары севера и востока. Именно они завоевали Чину со своим великим королём Xunchi.

Есть ещё одна вещь, достойная, чтобы о ней говорить и её перенять. Несмотря на то, что западные и южные тартары воевали с восточными и северными, они заключили между собой перемирие, чтобы Xunchi смог покорить Чину. Более того, западные тартары не чувствовали никакой зависти по отношению к успехам в завоеваниях своего привычного противника. Мы все тартары, говорили они, мы не должны уничтожать друг друга, чтобы победил враг-чужак. Лучше пусть погибнет он, а мы будем жить, пусть лучше его убьёт тот, кто может, а мы не откажем в помощи.

Не могу читать эти строки и не видеть, что происходит между европейцами и христианами, когда христианский король не может атаковать турецкого противника со всей своей мощью, не опасаясь при этом, что другой христианский король станет захватывать его земли, пока он находится в походе. Поскольку не все христиане смотрят на турков, как на чужака и общего врага. И они называют себя христианами, а тартар идолопоклонниками, себя – политиками, а тартар – варварами. Пусть будет проклята такая политика, варварство которой затмевает варварство тартар!

Основные важные распоряжения и приказы, которые издало новое правительство Чины, таковы.

В первом приказе, о чём я ранее упоминал, речь шла о том, что все китайцы были обязаны обрить волосы по тартарской моде, оставив в середине головы длинную прядь, чтобы тем отличаться от самих тартар. Китайцы восприняли этот приказ так близко к сердцу, что готовы были умереть, чем выполнить его. Говорят, что совет, издать такой приказ, дали сами же китайцы королю Xunchi при его коронации в Пекине. Во все времена найдутся и будут находиться предатели своей собственной страны, которым продать её ничего не стоит тому, кто утолит их непомерные амбиции.

Второй приказ был очень важным для обеспечения безопасности завоеваний тартар и их новоприобретённого государства. До войны в Чине проживало много тартар, которые переехали туда из Тартарии, как это происходит со всеми густонаселёнными странами, особенно, если одно из них богаче, чем другое, например, как Чина по отношению к Тартарии. Так в Европе из Франции едут в Испанию, потому что последняя богаче, чем первая.

Для всех этих тартар король Xunchi издал следующее распоряжение: все они, мужчины и женщины, невзирая на возраст, должны выехать со всех провинций, где они проживали, и прибыть в два города – Пекин и Нанкин, в которых располагались дворы королей Чины. И, чтобы эти тартары поселились рядом с тартарами, которые недавно прибыли в Чину. Для этого король предоставляет переселяющимся тартарам все условия. Китайцы же должны выехать из этих городов, и в этом им тоже оказывалась всевозможная помощь.

Этот приказ тоже затронул интересы и причинил неудобства, только это были интересы тартар. Однако, в конце концов, интересы государства и монархии, гораздо важнее чувств китайцев, остригших свои волосы, и тартар, переезжавших на новое место, которые, к тому же недолго длились, не говоря у же о том, что король Xunchi постарался, что бы за их выполнением следили со всей возможной доброжелательностью.

Эти два города являлись ключами к безопасности всего завоевания Чины, поскольку Пекин владел всеми северными провинциями, а Нанкин – южными. И один, и другой город являются огромными, мощными, спокойными и такими хорошо укреплёнными, что каждый из них может выдержать осаду, даже, если все его провинции нападут на него сразу, а населённые только тартарами и обороняемые специальными тартарскими войсками, они могут не опасться насилия и предательства.

Таким образом, обеспечив безопасность этих двух городов, и послав значительные военные силы на охрану Стены, через которую, в случае необходимости, можно привести свежие силы из Тартарии, король не находил необходимым держать серьёзные военные силы в других частях Чины. И, даже, если он сам переедет в Тартарию, поскольку, если произойдёт восстание, китайцы всё равно не смогут собрать достаточно сил, чтобы оказать хоть какое-нибудь сопротивление, как только Xunchi вернётся из Тартарии во главе своих войск. И, хотя тартары считали, что китайцы не решатся поднимать какие-то волнения из страха перед тартарами и предшествующими им междоусобным войнам, и будут вести себя послушно и тихо, на всякий случай, король распорядился держать в городах с крепостями тартарские гарнизоны.

Он всегда находился в Пекине, хотя и не настаивал на том, чтобы называть этот город или Нанкин, его двором, предпочитая, чтобы их называли просто обычными городами, поскольку единственный королевский двор, который он признавал, был в Великой Тартарии, о местонахождении которого нам ничего не известно.

Те, кто побывал при дворе короля, говорят, что молодой король Xunchi очень спокойный и благодушный, а также понимающий, сообразительный и наблюдательный. Он появляется при дворе всегда в сопровождении одного из трёх своих дядьёв, которые прибыли вместе с ним, чтобы завоевать Чину. Этот дядя очень здравомыслящий и осторожный, ревностно оберегающий доброе имя короля и королевства Тартарии, и помогает королю и его правительству с отеческой любовью и преданностью. Король же обязывает своих министров показывать своё благорасположение к народу, быть для него простыми и благодушными, а также вести свои дела с постоянством и не блюсти в них свой собственный интерес, в противном случае, чиновника ждёт смертельная казнь. Насколько строго это выполняется, мы увидим, когда будем рассказывать об их правосудии, в частности.

И для того, чтобы стать для своих подчинённых примером благорасположения к простым людям, король приказал опубликовать своё распоряжение для всей территории Чины, что он прощает китайцам налоги за три года – 44, 45, 46, пока длилась война. Хотя, по правде сказать, в эти три года Империя не была полностью завоёвана тартарами, и китайцы не считали себя обязанными платить ему налоги. Однако, король говорит, что, поскольку он был коронован при дворе Пекина, как Император Чины в конце 43 года, а никакого другого претендента на престол не объявилось, то он является единственным правителем Чины с тех пор, со всеми вытекающими из этого факта последствиями.

Хотя эта причина всё же не звучит достаточно убедительно, но правда и в том, если бы он потребовал заплатить эти налоги, то они были бы заплачены, справедливо это или нет, и ничто бы не помешало ему это сделать, да и сами эти налоги ему бы пригодились, если бы он их собрал. Таким образом, невозможно отрицать, что прощение выплаты налогов, есть проявление добровольной доброты, которая показала, что он ставит выше своё благорасположение к народу, чем свои интересы. И, хотя правдой является и то, что в некоторых городах и селениях эти налоги взимались в это время в двойном, а иногда и в тройном размере,

Но Xuinchi пояснил это так, что китайцы сами накликали на себя эти бедствия, напрасно поднимая восстания и сопротивляясь, чем вывали у тартарских воинов раздражение, которое Императору оказалось не так легко унять, находясь на большом расстоянии. Всё это насилие произошло в нарушение его приказов, и личности, которые совершили эти преступления, подверглись жесточайшему преследованию и наказанию, что является неопровержимым свидетельством того, что он этого не дозволял и не одобрял.

Нет сомнений в том, что наказание воинов, которые были осуждены за грабёж любого человека, было настолько жестоким, что, если бы все воры и мошенники наказывались так везде, то во всём мире очень быстро не осталось бы ни одного преступника. Так за очень короткое время все дороги и торговые тракты стали безопасными, а все почтовые, грузовые и другие перевозки стали совершаться так же, как и прежде. Торговля наладилась, и торговый поток из внутренних провинций в морские восстановился. При этом морские провинции, ранее часто восстававшие, теперь живут мирно и тихо, подчинившись тартарам.

Чтобы поддерживать порядок и дисциплину среди своих солдат, монарх издал следующий приказ. Вне зависимости от того, где находится воинское подразделение, пусть даже в провинции, охваченной восстанием, оно должно располагаться в собственном палаточном лагере. Воинам не разрешалось входить ни в город, ни в селение без специального разрешения от своих офицеров. Нарушителей ожидает суровое наказание. Возможно, что юный король, четырнадцати лет от роду, идолопоклонник и варвар, не всегда точно соблюдал правила благоразумия и правосудия, и, возможно, он часто подвержен вспышкам гнева и другим более серьёзным проступкам, но мы редко видим, что те, которые не являются ни идолопоклонниками, ни варварами, в состоянии совершить деяния подобной или большей отваги и славы.

После того, как налоги не взимались за три года войны, император приказал взимать налоги за мирное время, но они взимались с такой умеренностью, что, хотя обычные налоги, которые платились китайскому императору были довольно приемлемыми, тем не менее, тартарский император Xunchi был готов уменьшить их на треть. Свою волю он выразил в следующем приказе: император будет взимать две трети от того, что взимали китайские императоры и что он безмерно рад освободить народ Чины от уплаты третьей части.

Император Xunchi посчитал также необходимым реформировать сословие мандаринов, которое в Чине было многочисленным и пользовалось большими привилегиями, особенно мандарины, вышедшие в отставку и не занимавшиеся более профессиональной деятельностью. В Чине все мандарины освобождались от уплаты любых пошлин и налогов и только лишь были обязаны посылать императору сведения, которые они сами считали нужными, по поводу положения дел в городах и провинциях. И даже от этой обязанности они практически освободили себя во время правления последних китайских императоров. Так, они явно наблюдали беспорядки и волнения в провинциях, которые явно вели к разрушению государства, но они не посчитали нужным выполнить свои обязанности и сообщить об этом в столицу, и своим трусливым и пассивным предательством довели до погибели императора и страну.

Xunchi, понявший, какую услугу оказали эти люди своему императору и полное отсутствие у них преданности, решил дать им понять, что они достойны самого строго наказания, а не наград, и, поэтому он лишил их всех привилегий и отличий от остальных людей, что означало, что они, как и все, должны были платить все полагающиеся сборы и налоги. Разве не будет правильным, вопрошал король Xunchi, чтобы мандарины служили их правителю своими деньгами, раз уж они не смогли послужить ему своими советами? Это было большим оскорблением для этих мандаринов и большой радостью для народа. Однако, сообщалось, что король Xunchi примет на службу некоторых мандаринов, вышедших на пенсию, правда, немногих и только тех, кто этого заслуживает.

Что касается буддистских монахов, которые имели очень большие доходы по всей империи, то от тартарского короля ожидалось, что он сделает с ними что-то похожее на то, что он сделал с мандаринами. Многие считали, что нужно провести серьёзную реформу, если не полную, то хотя бы значительной части буддийского монашества.

Когда-то существовало три разных буддистских ордена, и только в одном из них было три миллиона монахов. Если бы их можно было продать на вес, то орден бы озолотился. Сейчас и количество монахов, и денежные поступления значительно сократились, но по всей Чине и во всём мире всё ещё оставалось много этого бездельного и бесполезного сословия. И страна, и мир ни в чём бы не проиграли, если бы всё это сословие было упразднено, но, напротив, выиграли бы, освободившись от такого препятствия на пути к католической вере.

Однако самой выдающейся реформой, когда-либо проводившейся в Чине тартарами, стала реформа сословия евнухов, которые пользовались большой властью и влиянием при дворе последнего императора Чины. И это притом, что их обязанностями было только лишь охранять и присматривать за жёнами правителя и других высокопоставленных лиц, но они, тем не менее, ухитрились получить такие состояния и землевладения, что многие из влиятельных семей страны считали большой удачей пристроить хотя бы одного из своих детей в евнухи. И многие семьи возвысились и обогатились за счёт того, что их дети стали евнухами при императорском дворе.

Однако, император Xunchi рассудил, что при его дворе и в его государстве такого рода служба не потребуется и выгнал евнухов со всех их постов, лишив всех привилегий. Вдобавок к этому, он распорядился сделать их евнухами на самом деле, сделав их людьми и вовсе бесполезными, как бесполезными они были при своём императоре Cunchin, а многие из них вообще оказались предателями.

Жёны же тартарских высокопоставленных лиц не нуждались в том, чтобы их охраняли евнухи. Они вообще не нуждались ни в чьей охране. Тем более, тартары считали, что женщина не будет ни правдивей, ни верней, чем она есть на самом деле, если её охранять. Напротив, находясь под неусыпной охраной, её характер сделается только хуже, чем у тех, у которых в качестве своей охраны выступает собственная честность. И, если последней недостаточно, то у них для охраны ещё есть лук и стрелы.

Тартарские женщины, в отличие от китайских, замурованных в своих каморках под присмотром евнухов, свободны выходить на улицу, когда им заблагорассудится, скакать на лошади и принимать участие в бою. Так что при тартарах институт евнухов оказался совершенно бесполезным и в будущем в Чине вряд ли можно будет найти людей, которые стремились бы в это сословие, а те, кто уже ему принадлежал, отказались от него (с. 300-311)

На рисунке представлен гобелен «Император во время путешествия», изготовленный в 1720-1730 гг. на мануфактуре Бове, что в немецком городе Вюрцбурге. На гобелене изображён тартарский император Чины по имени Канси (1661-1722) по иллюстрации Атанасиуса Кирхера (Athanasius Kircher, 1602-1680) немецкого учёного, иезуита, занимавшийся физикой, естественными науками, лингвистикой, древностями, теологией, математикой.

Как явно видно, на гобелене изображён человек европейской внешности с голубыми глазами, светлыми волосами и белой кожей, как и большинство его носильщиков-телохранителей. Более того, примечателен тот факт, что этот император считается четвёртым тартарским императором Китая, а, принимая во внимание, что первый император также имел «нордическую» внешность, то тартары, по крайней мере их элита, блюли чистоту своей белой крови. А нам теперь показывают, что тартары, завоевавшие Китай бвли монголоидами. Вот как изображение именно этого императора со временем «эволюционировало» в сторону его монголоидности.

На рисунках представлены изображения тартарского императора Китая Канси: по Афанасию Кирхеру, голландского гравёра Каспера Лёйкена (Caspar Luyken), 1698, автор и время неизвестны, изображение 18 века, современное изображение.

Как видим, фальсификаторы истории, в конце концов, добились своего и приписали свершения людей белой расы, людям расы жёлтой, хотя с самого начала позволить такого они себе не могли, так как вершители славных деяний были ещё живы, как были доступны источники, повествующие о них.

Даже до нас дошли скудные сведения о том, кто же всё-таки завоёвывал Чину и как они выглядели. В этом нам очень помог испанский архиепископ Хуан де Палафокс и Мендоса, который является образцом учёного, которого интересует, прежде всего, истина, невзирая на его личные убеждения и верования. Почитаем фрагмент из главы 22 из его книги, которая прольёт свет на внешность тартар:

«Китайцы являются непревзойдёнными мастерами в предсказательной астрологии и часто их предсказания сбываются. Одно из таких предсказаний было произнесено одним мудрым и очень известным в их среде астрологом, великим провидцем звёзд. Этот астролог предсказал, что в грядущие времена Китайская Империя падёт, покорённая другим народом, а его предводитель будет иметь серо-голубые или голубые глаза.

Серо-голубой цвет глаз настолько редко встречается в этой части света, что за 100 лет, за которые испанцы обосновались на Филлипинских островах и познакомились практически со всеми его представителями, они ни разу не видели у них глаз такого цвета, за исключением европейцев или потомков европейцев.

Люди же с таким цветом глаз в Китае считаются уродами и подвергаются презрению, не последнюю роль в этом сыграло и это предсказание. Поэтому китайцы всегда враждебно относились к голландцам, запрещая заходить им в свои порты, так же, как англичанам и датчанам – всем тем, у кого не было таких тёмных глаз, как у китайцев. И всё потому, что у людей этих народов были серо-голубые или голубые глаза.

Однако все эти предосторожности китайцам не помогли, поскольку беда пришла оттуда, откуда её совсем не ждали. Тому, кому суждено умереть от того, что ему сверху проломят голову, не поможет остерегаться крыш, потому что найдётся орёл, который уронит на вашу голову черепаху.

Так что, зря китайцы опасались голубых глаз голландцев и англичан. Эти глаза пришли в страну с молодым тартарским королём Xunchi, который и завоевал Чину. Так что предсказание сбылось полностью. Хотя я должен отметить, что в сообщениях прямо не говорится, что тартарский король имел серо-голубые глаза, но в них со всей определённостью описывается, что король имел такую белую кожу и такие белокурые волосы, которые трудно найти даже у англичанина или фламандца.

Так что из описания его внешности можно заключить, что тартарский король имел именно те глаза, которые китайцы ненавидели больше всего, поскольку именно они чаще всего встречаются у людей с таким цветом кожи…» (с. 300 - 311)

Глава 27. О правительстве тартар в Чине и работе некоторых министерств

Нужно особенно отметить тот факт, что своими действиями тартары не только предлагают, но приказывают и обязывают своих подданных следовать их примеру. Что и делают государственные министры и чиновники молодого Xunchi – правят по его примеру так, что сдавшиеся на их милость китайцы горячо приветствуют их правление. А это является весомым доказательством хорошего отношения тартар, которое они проявляют к своим новым подданным, поскольку обычно простой народ всегда недоволен новой властью, вне зависимости от того, насколько хорошо последняя правит.

Что ещё пришлось по нраву китайцам, так это тот факт, что тартары не исключили их совсем из руководящих органов и оставили на некоторых должностях. Тартары предвидели, что для такой огромной империи им просто необходимы будут помощники в управлении из местного населения, так что должностей хватит и тартарам, и китайцам. А также по той причине, что китайцы имеют возможность легче получать новости из провинций и лучше ими распоряжаться, зная нрав и предрасположение своих соотечественников. Так что много китайцев получили должность мандаринов и других государственных служащих, но все они подчинялись тартарам, которые пристально следили за их деятельностью и заставляли их управляться со своими делами так, как надо, а не так как они привыкли, потакая своим прихотям и занимаясь воровством.

Кроме того, тартары запрещали китайцам, которые занимали государственные должности, носить, как ранее, богато украшенные пояса и квадратные головные уборы, а также другие знаки их прежнего высокого положения, которые позволяли им принимать поклонение от людей, ниже их стоящих. Поскольку раньше, когда бы какой-нибудь мандарин ни появлялся на улице, отправляясь по его обычным делам, его сопровождала целая процессия, поражающая величественной роскошью для подчёркивания его статуса, как будто он являлся особо важной государственной персоной. Улицы, по которым он шествовал, должны были быть свободными, а люди должны были располагаться, согласно своему рангу. При этом должна была соблюдаться абсолютная тишина, никто не имел права громко разговаривать или производить какой-либо другой шум.

В дополнение запрета на помпезность, тартары также смеялись над мандаринами, когда видели, что они перемещаются в своих паланкинах (укреплённое на длинных шестах крытое кресло, переносимое носильщиками – Е.Л.), советуя оставить это средство передвижения для женщин, для коих это средство передвижения и было изобретено и изготовлено. Тартары не запрещали китайцам использовать паланкины, но то, как они насмехались над их использованием и показывали абсолютно противоположный пример, быстро отучло китайских мандаринов от такого способа передвижения, так что не было необходимости им это запрещать.

Тартарские вельможи даже самого высокого ранга, включая наместников провинций и самих дядьёв короля, выезжали на улицу, имея при себе всего пять или шесть слуг – столько имел китайский мандарин самого наименьшего ранга. При этом слуги, так же, как и их хозяева, ехали на лошадях.

Также теперь простые люди имели возможность обратиться к тартарским наместники и другим высоким государственным чинам в любое время, и они всегда были доступны, при этом они были вежливы и обходительны с любым посетителем так, что китайцы были очень удивлены этим фактом. Никто не приказывал соблюдать тишину, когда они двигались по улицам, там же они могли спокойно принять прошения или выслушать просьбы безо всяких церемоний. Доступ в их дома и государственные учреждения всегда был свободен во всякое время.

Китайцы пришли в неистовое восхищение этими обстоятельствами и высоко их оценили, хорошо помня высокомерие своих мандаринов, к которым нельзя было приблизиться ближе, чем на пушечный выстрел, причём на коленях, наклоняясь так низко, что лоб касался пола, ещё немного и человек полностью распластался бы на полу.

Это мягкое и справедливое отношение тартарских чиновников к местному населению, которые его выслушивают в любое время без усталости и гнева и принимают решения немедленно, обеспечили королю Xunchi завоевание этой империи, наравне с его войском.

Чина представляла собой народные массы, в которых могло зародиться недовольство, которое обязательно привело бы к беспорядкам и восстаниям. Однако, эти народные массы сейчас были настолько восхищены и довольны тартарским правлением, что с ужасом вспоминали своё рабство, в котором раньше их держали их собственные мандарины.

Невозможно понять, о чём идёт речь, если не знать, как раньше вели себя на службе китайские мандарины. Для этого посмотрим, как они обращались с преступниками и как они наказывали обращаться с ними другим, хотя бы и преступление было самым незначительным. Давайте посмотрим, как китайские мандарины, воплощённая значительность и гордыня, вели себя в суде. Карета, запряжённая шестёркой лошадей, разворачивается на узкой улице с большей лёгкостью, чем китайский мандарин изволит переместить свой взгляд с одной стороны на другую.

Он произносит слова, которые, являясь просто артикулированным воздухом, как и все слова в мире, тем не менее, они падают на приговорённого как свинец, разделяемые длинными многозначительными паузами, и каждое из этих слов должно было дышать праведностью как большой церковный колокол. При этом брови мандарина сходятся в сплошную линию так, что, вкупе с его квадратной шапочкой, это похоже на то, что он смотрит на осуждённого сквозь забрало шлема, примериваясь как бы половчее проткнуть того копьём. Всё его тело напряжено, руки, глаза и даже ресницы застыли в неподвижности.

С одной и другой стороны от мандарина находятся два мальчика-пажа с большими веерами, чтобы охлаждать воздух, если жарко, как будто ему недостаточно собственной шляпы, чтобы спрятаться от солнца, и отгонять комаров. Поскольку считалось верхом неприличия для самого мандарина, ввиду его значимости для суда, взмахивать рукой, чтобы отогнать от себя комара, который, в отличие от высокомерного мандарина, не имеет ничего против того, чтобы подвигать своим хоботком, чтобы пососать его крови.

Учись, Рим, воспитывать подобных Катонов! (Катон – древнеримский политический деятель, стоик, сторонник строгих нравов. – Е.Л.). А самое смешное было то, что описываемый мандарин, такой заносчивый и поглощённый собственным величием, оказывается никем иным, как грандиозным вором, который за один день воровал столько, сколько воровала сотня мошенников за год.

Однако, унижение и уничтожение осуждённого, преданного власти мандарина, на которое тот его обрекал, ещё больше свидетельствовало о его надменности и высокомерии. Осуждённый входил в зал суда со всем возможным унижением: босой, на коленях, с таким количеством поклонов до земли, что с ним не сравнится никакой послушник, собирающий милостыню.

Он должен был представать в смиренной позе просителя – глаза опущены долу, голова также опущена, голос едва слышимый, руки так плотно прижаты одна к другой, что кажется они сейчас врастут друг в друга. Если осуждённый осмелился бы кашлянуть или сплюнуть или произвести другое подобное действие, то это посчиталось бы величайшим преступлением, за которое последовало бы жестокое наказание, вдобавок к тому, за которое его судят.

В таком виде осуждённый ожидает приговора от судьи-мандарина, перед которым находится стол, где лежат несколько деревянных палок, которые соответствуют ста ударам кнутом, которые выполняются так, чтобы оторвать кожу с мясом от тела. А, ведь, при пятидесяти или шестидесяти ударах спина человека превращается в месиво, так что несчастный никогда не доживает до окончания наказания. При этом, когда мандарин выбирает понравившуюся ему палку, осуждённый не смеет даже вздохнуть или измениться в лице, не то что просить о помиловании. В противном случае, количество палок удваивается.

Палачи, находящиеся тут же, в зале суда, хватают приговорённого, раздевают его донага и начинают стегать его плетьми столько раз, сколько указано на палке. При этом мандарин, который считал неподобающим для себя взмахнуть рукой, чтобы отогнать комара, считает вполне подобающим смотреть, как истязают перед ним голого человека.

Вот такой нелепой и помпезной была театральность этих надменных мандаринов, чтобы поддерживать на должном уровне свою значимость, не понимая того, что, уделяя такое внимание обхождению с комаром, они проглотили верблюда, то есть выполняя эти незначащие церемонии, они упустили самое главное. Они так измывались над несчастным народом, что ни одна гипербола не в силах выразить их свирепую, жестокую надменность.

Сейчас же люди видели в городских управлениях, насколько иначе ведут себя тартарские чиновники и знать, включая дядьёв Императора. Люди видели их хорошее отношение к ним, так непохожее на высокомерность их прошлых правителей. Люди видели, что тартарский наместник может принять прошение даже на улице или в любом публичном месте. И эти прошения не остаются без ответа, и тартарский чиновник может тут же их разрешить, как и разобрать тяжбу, даже не слезая с коня. И что в любое время тартарские городские советы могут принять просителя и разрешить вопрос между сторонами конфликта, не нуждаясь ни в каких нелепых церемониях и не позволяя просителям распластываться на земле, ползти или вставать на колени.

Люди всё это видели и не могли не радоваться этому правительству, которое так хорошо обращалось с ними, и не могли не приветствовать эти счастливые перемены, которые избавили их от рабского состояния, в котором они находились ранее. При тартарах китайцы больше не чувствовали себя рабами. Хорошим отношением к народу император Xunchi обеспечил надёжность своей Империи, ибо мир можно завоевать как оружием, так и хорошим отношением. В конце концов, именно работа чиновников является тем, что разрушает или, напротив, укрепляет империи.

У тартар есть свои суды, управления и советники, хотя и не в таком количестве, какое было у китайцев. Также тартары использовали на государственной службе калао (элита мандаринов. – Е.Л.) и мандаринов рангом ниже, но очень выборочно и в соответствии с их реальными знаниями и умениями, о чём тартары тщательно собирали предварительную информацию.

О законах и различных постановлениях, а также о судах, министрах и судебной администрации, как криминальной, так и гражданской, действовавшей в соответствии с этими законами, известно немного. А только тот факт, что они действовали абсолютно противоположным образом тому, как действовали китайцы. При этом они вводили эту разницу в подходе в органы управления страной мягко, давая им возможность и время приспособится к новым законам, но неуклонно. Так что в скором времени старая система правления в Чине уйшла в прошлое.

При разборе тяжб, тартары почти не использовали бумаги, облегчая труд писцов. Всё решалось устно – устно разбиралось дело, устно выносилось решение. Остальное, говорят тартары, пустая трата времени и денег.

В практике криминального правосудия тартары были ещё более решительны. Они разбирали дела с максимальной краткостью, хотя рассматривали преступления со всевозможной тщательностью – вину, как и невиновность, установить можно быстро и легко, если её искать. А тартары предпринимали серьёзные усилия для этого.

У них не было тюрем, они не тратили железо на цепи и оковы. Так мучить человека, говорят они, всё равно, что дважды его убить. Как только нарушитель пойман, его сразу же, в любое время дня и ночи, ведут в суд. Если его вина доказана, он подлежит наказанию, в противном случае, его сразу отпускают. Наказаний для преступников у тартар только два.

Если совершённое преступление не попадает под смертную казнь, тартары берут две стрелы и прокалывают ими уши преступника, а затем закрепляют эти стрелы поверх его головы. В этом виде его водят по улицам и общественным местам города, а назначенный чиновник идёт впереди него и громко объявляет, что за подобное преступление, которое совершил человек, последует такое наказание. Если же совершённое преступление виновный заслуживал смертной казни, то ему отрубали голову, независимо от его положения, ранга или богатства, а также от природы преступления, за которое преступник был осуждён на смерть.

Когда тартары казнили осужденного человека, они сначала раздевали его донага, говоря, что он уйдёт из этого мира таким, каким пришёл. Когда осуждённый раздет, палач одним махом отрубает ему голову скимитаром (так в Европе называли все виды восточных сабель. – Е.Л.) или коротким мечом. Когда тело падает на землю, он разрубает его на части, – вот и ещё одна причина, по которой человека перед казнью раздевают.

Обычно тартары оставляют труп на месте, таким образом, вызывая у населения страх расплаты за совершение подобного преступления. Говорят также, что его забирал с собой палач, чтобы сделать фарш и угостить своих друзей. Отсюда и пошли слухи, что тартары едят человечину. Однако, я уже говорил, что в это верят только злобные и отвратительные люди. Тартары ни за что бы не согласились служить для преступников живыми могилами (с. 311-321)…

* * *

Та скорость и краткость, с которой тартары разрешают судебные дела, будь они уголовными или гражданскими, кажется просто невозможной. Однако эту мнимую невозможность молодой император Xunchi закрепил в своём указе, который не может быть подвержен никаким толкованиям или комментариям. Этот указ гласит, что гражданские и уголовные дела должны быть разрешены без промедления и что приговоры должны быть вынесены и приведены в исполнение незамедлительно.

Основное руководство следующее: если приговор не приводится в исполнение незамедлительно, то наказывают судью тем же наказанием, которым наказывали бы виновного, поскольку Xunchi считал, что вина [в затягивании] лежит на судье. В случае, если вина доказана, то обвиняемый подвергается наказанию в тот же момент, будь это денежный штраф или телесное наказание. Таким образом, в тартарском суде нет возможности продлевать судебное заседание.

Каковы же могут быть возражения против исполнения этого закона? По мнению короля Xunchi, никаких, поскольку он может наказать обе стороны [и судью, и подсудимого], и выполнять его необходимо со всей тщательностью и строгостью. Также этот единственный закон стал причиной того, что суды стали беднее, зато правосудие стало вершиться справедливо, в отличие от императорских судов Чины, хотя последние были очень богаты.

Такая стремительность в разрешении судебных дел может показаться варварской, но постоянное флегматичное затягивание дел не лучше. Блаженны и счастливы те, кто идёт по срединному пути, поскольку в середине обитает добродетель.

Мандаринам на тартарской службе Xunchi положил такое же жалование, которое у них было при прежнем императоре Чины. Многие из них продолжают занимать те же посты, которые они занимали ранее или им предложили другие, на которые их назначили тартары. Сами мандарины непрестанно жалуются на всё это, говоря, что сейчас от настоящих мандаринов осталось лишь одно название.

Однако, правда в том, что это название сейчас звучит намного благозвучней, чем раньше, ибо нет ничего более благородного для чиновника, служащего своей стране, чем заработать уважение, хорошую репутацию и славу.

Больше всех жаловались мандарины, занимающие должности при дворе и в министерстве финансов. Они говорили, что им так связали руки, так их ограничили, что они не получают никакой выгоды для себя лично от службы в этих департаментах, через которые проходили значительные суммы денег.

Над этими жалобами тартары долго хохотали и саркастически спрашивали жалобщиков, разве они не знают, что место, где они служат, называется Королевским министерством финансов, что означает, что оно принадлежит не им, а королю. Поскольку, если они хотят обогащаться за счёт вышеупомянутого министерства, значит, оно принадлежит им, а не королю, что не соответствует действительности. Так что удовлетворитесь своим жалованием или пойдите прочь со своих постов. В охотниках получить ваше место и ваше жалование недостатка не будет.

Самое главное, что приказал Xunchi своим чиновникам, быть бескорыстными, не продавать правосудие и добиваться того, чтобы взяточничество наказывалось самым суровым образом.

Причина этого состоит в том, что стало более чем очевидным, что китайцы потеряли свою страну из-за беспримерной коррумпированности и казнокрадства чиновников, которые достигали таких масштабов, что в мире не найдётся примера, с чем можно сравнить их испорченность. Из-за этого они были осуждаемы и презираемы в других странах задолго до этой потери, поэтому у меня от негодования дрожит перо, когда я пишу об этих мандаринах.

Они попросту грабили своего короля, притом, что последний имел сто пятьдесят миллионов дукатов дохода в год, но постоянно нуждался. Или, по крайней мере, они добились того, что он не выглядел достойно для отправления своих королевских обязанностей, поскольку присваивали себе большую часть денег, которые король направлял на королевские представительские расходы.

Армии они также сильно недоплачивали, отчего та была сильно недовольна. Народ они тиранили. И настолько сильны они были в нанесении ущерба, настолько они оказались абсолютно никчемными, чтобы принести хоть какую-то пользу. Двадцать мандаринов спасались бегством от одного восставшего рядового солдата, тогда как совсем недавно один мандарин мог легко унизить двадцать армейских офицеров. Они оставили своего короля под защитой кучки недовольных невыплатами солдат, которые без колебаний перешли на сторону противника.

Король Чины слишком поздно понял, что армия есть нерв и жизнь империи, поскольку нет империи, у которой не было бы врагов. Он поздно понял, что значит остаться без преданной армии, которой хорошо платят, когда она так нужна. Он поздно понял, что он растратил свои сокровища, а его монархия осталась беззащитной, и он лично остался беспомощен, его жизнь и судьба его империи оказались при смерти, так, что нанесённый вред невозможно было возместить. Так погибли и он, и его империя.

Тартарский король Xunchi прекрасно видел весь этот беспорядок и нарушения, чтобы осознать, что этот яд глубоко проник и укоренился в сердцах китайцев, и что было необходимо с корнем его вырвать. И он его решительно вырвал, поскольку воспринимал эту проблему очень серьёзно. В этом ему помогали его главные министры. И не было ничего эффективней в устранении этого порока так глубоко отравившего людей, чем слаженная работа короля и его главных министров.

Невозможно не восхищаться той преданностью и честностью, с которой трудились тартарские чиновники и китайцы, которых тартары назначили на различные посты. Многие из них отказывались быть китайцами, но хотели быть тартарами. Даже известный наместник Кантона, генерал Ли, называл себя тартарином, хотя, подозревают, что он был китайцем с границы Тартарии и Чины. Там он командовал китайской армией и снискал себе славу величайшего вора, тогда как сейчас он воплощённый Катон при разбирательстве судебных дел. Он судит справедливо.

Да, во время войны он убивал людей и грабил города и селенья, причём большую часть награбленного он забирал себе, но и рисковал он больше других. Его солдаты тоже грабили, и это было их жалованием и средством пропитания, поскольку от короля не поступало никаких средств. Впоследствии он сделал много, чтобы изменить мнение о себе, служа справедливо и без личной заинтересованности именно там, где он принёс столько зла. Своим примером он вдохновляет нижестоящих чиновников, а народ не перестаёт выражать одобрение его действиями. Всё это послужило основанием простить ему его жестокость в прошлом.

Расскажу показательный случай, который произошёл с наместником Ли и одним мандарином невысокого ранга китайского происхождению. Этот случай хорошо объясняет наглость и бесстыдство последнего и является подтверждением честности и беспристрастности генерала Ли, как судьи.

Как-то на приём к нему пришёл житель Кантона и попросил его рассмотреть его дело. Наместник ему отвечал, что, во-первых, это дело должен рассматривать не он, а один китайский мандарин, который был судьёй первой инстанции, поэтому тот должен пойти к нему. А, во-вторых, он может к нему обратиться тогда, когда по его делу вынесут решение, с апелляцией, если ему так будет угодно.

На это проситель ответил, что он знает, что его дело должно рассматриваться в суде у этого мандарина, что он и сделал – подал своё дело туда. Однако, прошло уже много времени и решение по нему так и не вынесено, и он сомневается, что оно вообще рассматривалось. Поэтому он и пришёл сюда, чтобы либо наместник рассмотрел его дело, либо это сделать заставили этого мандарина.

Наместник Ли, который явно очень плохо переносил вещи, противоречащие его желаниям и намерениям, и не скрывал этого, убедившись в правдивости рассказанного, распорядился тут же привести ему этого судью. И при большом стечении народа начал его распекать.

Подойдите сюда, господин судья, сказал он. Вы, что, полагаете, что всё ещё служите при прежнем правительстве Чины? Когда, за рассмотрение дела, на которое следовало потратить тысячу дукатов, в реальности стороны тратили две или три? То есть, независимо от исхода дела, судья всегда выигрывал, а просители всегда проигрывали, даже тот, в пользу которого дело решалось. Так знайте, что пришли другие времена и другое правительство короля Тартарии Xunchi.

Почему Вы не вынесли приговор по этому делу? Почему затягиваете его рассмотрение? Деньги вымогаете, презренный негодяй? Думаете, что я ничего не понимаю? Клянусь жизнью короля Xunchi, что, если мне пожалуются на Вас ещё раз по аналогичному поводу, то я освобожу Вас от должности и головы. А теперь прочь, и быстро разберись с этим делом, если хочешь остаться в живых.

Мандарин дело разрешил быстро, хотя и не очень обоснованно. Остальные мандарины притихли и намотали на ус, получив горький урок чужого опыта. Народ был доволен сверх меры и прославлял наместника Ли так, что об этом случае стало известно не только по всему городу, но и по всей провинции.

Вот и всё, что я хотел рассказать о правлении тартар в Чине, в частности, о правлении их короля и министров. И их называют азиатскими варварами! Хотел бы я, чтобы многие политики в Европе были похожи на них! (311-329)

Примечание переводчика

Испанский архиепископ, возможно сам того не желая, живописал прямо-таки каноническое паразитическое государство, каковым являлась Чина, и последствия паразитизма, неотъемлемыми атрибутами которого являются воровство и казнокрадство, для страны. Последствие одно – гибель страны. Возникает стойкое впечатление от чтения о действиях тартар, что «варвары» не просто так захватили этот кусок земли, и это притом, что земли у них хватало, стоит только посмотреть на карту. То есть никаким лебенсраумом (расширением жизненного пространства) они озабочены не были.

Так зачем же тогда они повесили на себя головную боль в виде забитого населения и развращённой паразитизмом и ни к чему созидательному не приспособленной китайской элиты?

Всё дело в том, что, даже спустя 100 лет после разрушения Асгарда Ирийского и начала разрушения единой Империи белых людей, люди белой расы всё ещё считали, что они несут ответственность за всё, что происходит и как могли препятствовали расползанию зла (паразитизма) на планете. Да так, что даже испанский архиепископ-иезуит не перестаёт восхищаться их действиями.

К сожалению, чем моложе раса, тем она ниже эволюционно, тем легче её склонить к паразитизму и тяжелее это из неё вывести. А ведь к китайцам приходили белые боги и учили их жить и давали технологии. Но потом боги уходили, вероятно, посчитав, что дальше те справятся сами. Это была ошибка. Над молодыми расами должно быть постоянное руководство и плотный присмотр, чтобы те не свернули на тёмную сторону. Вот и тартарам пришлось прийти в Чину, поселиться там и руководить ею. Судя по книге архиепископа Хуана де Палафокс и Мендоса, у них это хорошо получалось и население, а самое главное, чиновники, довольно успешно перевоспитывались.

Удивительно, но факт. Это перевоспитание обнаглевших китайских чиновников почти 400-летней давности сегодня актуально, как никогда, но уже, к сожалению, на землях белых людей, в России. Уверена, что фразу «если мне пожалуются на Вас ещё раз по аналогичному поводу, то я освобожу Вас от должности и головы» по отношению к зарвавшимся чиновникам всех рангов, с радостью бы услышали многие простые люди в России.

Увы, опыт наших предков, которые наводили порядок на восточных окраинах сравнительно недавно переставшей существовать Империи, актуален и сегодня. Разве не актуальна сейчас в России «слаженная работа короля и его главных министров» по преодолению коррупции и казнокрадства? Да и стимулирующий тартарский опыт в юриспруденции по наказанию судей-вымогателей точно бы пригодился.

Глава 29. О наступательном и оборонительном вооружении тартар (с. 341-349)

Тартары не могут жить без оружия и войны. Больше всего они желают всегда находиться в битве и иметь врагов, с которыми можно сразиться, и это составляет радость и наслаждение всей их жизни. Они считают верхом изящества и красоты лица, покрытые шрамами и швами, тогда как в других странах чрезмерно стараются сохранять лица гладкими и красивыми, цвет лица чистым и светлым, а волосы, или скорее парики, завитыми, напудренными и надушенными, к позору не только их страны, но также и природы, которая создала их мужчинами, а не женщинами, которым они так подражают и на кого они так стремятся походить.

Тартары далеки от этой изнеженности и так связаны с сильной страстью к оружию и воинскому делу, что вся огромная Чина превращена в кузню Вулкана, где тартары куют бесчисленное количество вооружений. Все кузнецы, литейщики и мастера по замкам по всей обширной Империи были заняты исключительно созданием оружия. Если кому-либо станет любопытно, почему тартары делают столько оружия, я не смогу ответить на этот вопрос, кроме как сказать, что они собрались вооружить весь мир. Все прекрасные библиотеки Чины были превращены в склады оружия и амуниции. Прежде в Чине было бы трудно найти у кого-нибудь нож, способный серьёзно ранить человеческую плоть, за исключением военных.

Если китайцы ссорились, то они удовлетворялись тасканием друг друга за волосы или бороду или царапали друг друга. А те, кто не вооружился достаточно длинными ногтями, решали дело кулаками. Китайцы, и правда, очень естественно использовал ногти вместо оружия. У них считалось особым шиком отращивать себе ногти наподобие когтей ястреба или орла. Неиспользование оружия в Чине привело к тому, что, хотя у них было очень много умелых и знающих докторов, но не было ни одного хирурга в целой стране, поскольку им не на чём было практиковаться – не было ран. Что касается случайно нанесённых порезов, синяков, припухлостей, нарывов и тому подобных проблем, то с ними справлялись обычные доктора. Но после того, как тартары подчинили Чину, все люди стали носить оружие. Даже у маленьких детей восьми лет, особенно если их родители имели положение в обществе, были сабли на поясе, что вызывало улыбки и сострадание к маленьким детям, которые в столь нежном возрасте должны носить с собой ненужное и бесполезное бремя.

Тартары тренируют своих солдат каждый день без исключения перед дворцами королевских наместников, где они выстраивают войска в боевом порядке и стреляют друг в друга из мушкетов и аркебуз с таким грохотом, как будто идёт настоящее сражение между двумя армиями. Также они тренируются в стрельбе по мишени из лука и огнестрельного оружия, и у них есть специальные люди, которые следят за результатами и соответствующие награды для результативных стрелков. Тот, кто попал в яблочко тремя пулями или тремя стрелами, может рассчитывать на вознаграждение, которое составляет серебряную ракушку стоимостью в 4 реала. Те, кто попал в яблочко дважды, награждается серебряной ракушкой стоимостью в 2 реала, а тот, который попал один раз, награждается ракушкой в 1 реал. Но тот, кто промахнулся трижды, подлежит наказанию плетью – его сильно бьют дважды или трижды и, вдобавок ко всему, над ним насмехается вся площадь, чтобы опозорить их ещё больше, их освистывают, на них шипят и оскорбляют другими разными способами. Татары обычно не участвуют в этих состязаниях. Они предназначались для китайцев из покорённых провинций, чтобы те приобрели привычку не бояться оружия и отучились от своей женственности и лени, в которую они были погружены столь долго. Китайцам было отказано в праздном препровождении жизни, и они заслужили такое отношение. Теперь они работают, чтобы служить своему врагу, потому что не работали раньше, чтобы защититься от него.

Что касается оружия тартар, то, в частности, оборонительными являются нагрудники, шлемы и наспинники, примерно такие же, как и в Европе, но их оружие не так сильно отполировано и не так искусно выковано, что позволяет выглядеть носящим его ещё более устрашающими. Козырёк шлема не закреплён и не приклёпан к нему как в Европе, но представляет собой отдельную пластину из очень прочного железа, которая закрывает лицо и горло до плеч, и поднимается вверх при необходимости. У них также есть несколько других железных деталей и пластин, которыми они покрывают голову, горло, шею и плечи для защиты от града стрел во время битвы, которые могут проткнуть артерию или нанести глубокую рану в то место, где кровотечение может быть очень опасным для жизни. И поэтому они защищают эти места со всей возможной предосторожностью. Для защиты остального тела тартары используют что-то вроде кожаного халата, широкого и длинного, простёганного внутри хлопком. Они также носят подобные халаты в мирное время и, находясь у себя дома, но последние не такие плотные и не так добротно простёганы.

Наступательным вооружением тартар являются луки и стрелы, короткие мечи и копья. Их короткие мечи имеют изгиб как у турецкой сабли. Они обычно очень коротки, но тяжелы, имеют очень острые края и превосходно закалены. Также тартары используют другой вид мечей, очень широкие. Китайцы и японцы называют их катана. Также тартары используют огромные двуручные мечи, похожие на те, которыми пользуются швейцарцы. Гарда, как коротких, так и широких мечей ничем не примечательна и не играет большой роли в защите, но украшена золотом, серебром и медью в соответствии с богатством и запросами владельцев.

Их копья коротки и их нельзя назвать пиками, алебардами или годендагами (chuzo исп.), поскольку последние неудобны для целей, с которыми их используют тартары, как мы увидим позднее. Луки и стрелы – вот, в чём они наиболее искусны и к чему больше всего у них лежит душа. Многие из них за одно натяжение лука могут послать в полёт четыре или три стрелы, зажатые между пальцами. И вылетают эти стрелы с такой силой и скоростью, что самая слабая может поразить великана, если встретит его на определённом расстоянии. Их луки, скорее маленькие, чем большие, лёгкие, но очень эффективные. Стрелы более-менее длинные, но сплошные и легко могут проникать в твёрдую древесину. Наконечники стрел квадратные или треугольные с навершием в форме алмаза, все длинные, острые и великолепно заточенные.

Когда они зашли в Чину, то у них не было огнестрельного оружия. После того, как они начали побеждать, то захватили артиллерию покорённых городов, а также мушкеты и аркебузы и стали использовать их в войне, хотя и не своими руками. Огнестрельным оружием занимались китайцы и некоторые европейцы. Мушкетами и аркебузами управлялись только китайцы, которых тартары включали в свои войска в сдавшихся провинциях, чтобы завоевать оставшуюся часть Империи.

Тартары не используют ни петарды, ни бомбы, ни какие другие огнестрельные приспособления и не понимают в них ничего. Однако, для блага государственной безопасности, не является правильным то, что тартары поставили на службу китайцев для использования огнестрельного оружия в городах, а также то, что при военных действиях им выдаются лучшее огнестрельное вооружение и что тартары сами его не используют.

Это и тот факт, что Xunchi дал слишком много властных полномочий своим дядьям, вызвало у некоторых недовольство. Но монарх дал ясно понять, что, чем больше он доверяет своим родственникам, тем больше верности они ему выказывают и, показывая, насколько мало он и его храбрые тартары опасаются китайцев, настолько сами китайцы будут их бояться при произнесении только их имени. Может, они и не обманут его доверия, но, если случится обратное, он не станет первым правителем, который будет сокрушён, будучи так уверен в себе.

Самым важным оружием, которое есть у тартар, и которое принесло им Империю Чины, является лошадь. В Чине есть лошади, приятного внешнего вида, но хилые и трусливые, и не подходят для войны. Тартарские же лошади, напротив, – большие, сильные, свирепые, мощные, воинственные и смелые, которые могут скакать по гористой местности, как по равнине. Ни европейские лошади, ни арабские не имеют перед ними никакого преимущества в красоте и силе, но тартарские лошади обходят всех лошадей в мире по свирепости. Тартары, кажется, рождаются на лошадях, поскольку с малолетства и до самой смерти проводят вместе с ними. Многие носят вожжи на поясе, а управляют лошадьми своим телом – только лишь поворачивая его в одну или другую сторону, а лошади ведут своих седоков туда, куда те им укажут. Это позволяет их рукам оставаться свободными для использования лука и стрел. Другие тартары могут держать лук и вожжи в одной руке, и легко управлять обоими одновременно.

Именно эти тартарские лошади нанесли китайцам непоправимый урон, завоевав их Империю, поскольку у китайцев не было достаточно пик, которые могли бы их защитить от всадников на таких лошадях. Ведь в средней тартарской армии насчитывается пятьдесят тысяч лошадей, а король Xunchi, без сомнения, имел более ста тысяч, которые легко прорвались в Чину и разрушили её. Этих лошадей – свирепейших и отважнейших, мощнейших и выносливейших – было так много, и, кроме того, они управлялись такими же свирепыми и храбрыми людьми, что не нашлось бы в мире армии, которая могла бы им противостоять. Тем более, китайская, у которой не было ни подходящего вооружения, ни эскадронов, ни кавалерии, способной противостоять такому врагу.

Изображение Великого Хана Тартарии 17 века, хранящееся в библиотеке Furstlich Waldeckschen Hofbibliothek в Бад-Арользене (Германия). Надпись на французском гласит:

Le Grand Cham de Tartarie. De mes centaures fiers l’effroyable venue. Fait trembler les pays au bruit de leurs chevaux. Comme un foudre vist eslance de la nue. On sent plustost leurs coups qu’on ne voit leurs assaults.

Перевод: Устрашающее прибытие моих гордых кентавров, заставляющих дрожать страны от шума их лошадей. Как молния из облака появляются они. Те, которые не видят их атак, почувствуйте их удары.

Тартары ездят на своих лошадях, используя очень короткие стремена. Украшение упряжи не блещет особой искусностью или богатством, но оно очень прочное и сделано специально для тартарскрго типа ведения боя. Тартарская кавалерия – это лучшее, что имеет армия, и служить в ней считается очень почётным, в отличие от того, что обычно происходит в европейских армиях, потому что во всех столкновения тартарская конница всегда идёт впереди. Она начинает и заканчивает битву. Именно она начала и закончила завоевание китайской Империи.

Глава 30. Военная служба и порядок войск у тартар

Именно порядок или беспорядок тартарской армии больше всего свидетельствует о варварстве тартар. Именно в тартарской армии больше всего видно, что побеждают они количеством и свирепостью, а не порядком и правильным построением войск в бою, потому что такового у них нет ни в сражениях на полях, ни при штурме городов.

В отличие от них, у китайцев больше порядка в расположении войск, который они показали при своей защите. Тартары же, напротив, при завоевании китайцев, использовали только силу и ярость, и огромное презрение к смерти, к которой они идут с таким облегчением, как будто идут к совершенному счастью. Очень много таратарских армий – и кавалерия, и пехота – прошлись по Чине во время её завоевания с одного конца до другого не единожды, сначала завоёвывая, а затем закрепляя победу на завоёванном пространстве. Обычно одна такая армия состояла из двухсот тысяч человек – пятьдесят тысяч всадников и сто пятьдесят тысяч пехотинцев.

В тартарских армиях нет офицерских чинов, наподобие тех, что есть в Европе. Там есть только различные капитаны, званий младших лейтенантов у тартар нет. Также у них нет различий во флагах и знамёнах, потому что на всё войско у них есть только одно знамя и для кавалерии, и для пехоты. И, хотя я несколько раз говорил о тартарских знамёнах, но не потому что я об этом не знаю или забыл, а только по привычке, как при разговоре об армиях Европы, чтобы избежать постоянного повторения слов «войска и армии».

На марше тартары ведут себя не лучше, чем во время битвы – они двигаются все вместе, толпой. Единственный порядок, который они соблюдают всегда – это то, что кавалерия идёт впереди войска, а пехота сзади. Начало движения войска знаменуется одним-единственным звуковым сигналом горна, после которого не подаётся никакой другой, даже в битве или при любых других военных действиях.

Тартары не используют ни флейт, ни барабанов, никаких других подобных инструментов – только этот горн, звук которого прекрасно подошёл бы для напоминания, что настал последний судный день, начинает и заканчивает их передвижение. Впереди всей армии несут знамя, не очень большое, но очень всеми почитаемое. Оно является единственным для всей армии, как штандарт римско-католической церкви для каждого католического прихода.

За этим знаменем они обязаны следовать при любых обстоятельствах – будь это сбор войск или штурм противника. Поэтому, как только человек, который несёт знамя, который всегда является неординарной личностью – например, выдающийся капитан в сопровождении храбрых воинов, начинает штурм, вся армия следует за ним.

Первой начинает кавалерия, а за ней пехота, но безо всякого порядка, толпой. Тартары не формируют ни эскадронов, ни различных рядов, не собирают воинов-лучников, воинов-копьеносцев или воинов с саблями в отдельные подразделения. У них нет ни левого, ни правого фланга, ни батальонов в армии. Они наваливаются толпой, как морские волны в шторм, с такой скоростью, что первые волны сминаются под натиском вторых, а вторые под неослабевающим натиском последующих, которые стремительно накатываются с новой яростью.

При наступлении тартары никогда не задумываются о том, чтобы прерваться или отступить, никогда они не обращают внимание на то, что нужно оказывать раненым помощь – упал, так упал, не обращают они внимания на то, что их убивают, поскольку смерть в бою – это славная смерть для них и поскольку они уверены, что многие придут на смену павшим.

Тартары никогда не отступают – победить или умереть – таков приказ. Только тогда, когда они видят, что полностью разгромлены, только тогда им дозволяется оставить поле боя. Когда знаменосец ранен или убит, что обычно и происходит, учитывая, что он занимает самое опасное положение в бою, знамя подхватывает тот из сопровождающих его, кто ближе всех к нему находится. При этом знамя обычно проходит через многие руки во время боя или штурма. Однако желающих его держать всегда немало, поскольку это великая честь и слава.

Манера, с которой тартары берут города, ещё более примечательна и экстравагантна, чем их поведение в бою. Сначала они город штурмуют, а потом используют пушки. Также примечательно и то, что город штурмует кавалерия.

Вот, какие три вещи они используют, которые противоположны тем, что используются в Европе. Они открыто приближаются к городу с крепкими стенами и толстыми валами, который защищён ещё и артиллерией, мушкетами и арекбузами, намного большего количества, чем есть у тартар, с большим запасом продовольствия и полный солдат – такие города, в основном, у Чины.

Если бы какая-нибудь европейская армия приближалась бы к подобному городу, то первое, что бы она сделала, это вырыла бы траншеи и расположила бы батареи, чтобы разрушить стены города и только затем штурмовала бы его.

Тартары же всё делают наоборот. Сначала штурмуют, а затем бьют артиллерией. Кавалерия во главе с капитаном-знаменосцем начинает штурм, для подготовки которого они не делают практически ничего. Только привязывают к хвостам лошадей лестницы, которые и лестницами назвать тяжело, поскольку представляют собой две палки с несколькими насечками, но тартары их используют и как лестницы (и взбираются по ним так же, как мы взбираемся по обычным лестницам), аккуратно пристроив их у основания стены, и как оружие.

Как только лестницы готовы и все готовы начать штурм, знаменосец вонзает шпоры в свою лошадь и мчится к стене, за ним начинает движение вся кавалерия, а за ними движется пехота с громкими и ужасными звуками и криками, что они обычно делают в бою и при штурме для устрашения противника.

И хотя противник неустанно поливает их огнём из всех огнестрельных орудий, что у него имеется, уничтожая великое множество живой силы тартар, это не является поводом для остановки штурма. Напротив, по мёртвым телам, живые легче добираются до стены, поскольку первые наполняют собой ров.

Так они пробираются к основанию стены, спешиваются с лошадей, которые служат им живыми щитами и, вооружённые своими лестницами, цепляются за стены и начинают подниматься по ним с невероятной решительностью.

К этому времени защитники стен находятся почти в худшем состоянии, чем те, кто на них взбирается, потому что тартары с земли поддерживают тех, кто карабкается на стены, непрекращающемся ливнем стрел, которые падают точно туда, куда направляет их стрелки. А стрелки их направляют на тех, кто находится под защитой городских стен.

Так те тартары, которые по лестницам карабкались на стены, достигают их вершины и, ступив на стену, припадают на колено или ложатся, прижимаясь к горизонтальной поверхности, начинают посылать стрелы одну за другой во все стороны – в направлении города, артиллеристов и любых других вооружённых людей на стене так, что последние не в состоянии использовать своё оружие.

В то же самое время лестницы, которые превратили стены города в муравейник, заполняются новыми тартарскими воинами, которые без прекращения наполняют собой стену и город, и пытаются отбить какие-нибудь ворота и открыть их. И через короткое время через них врываются их свирепые лошади и уже их ржание слышно в центре города, что означает, что город взят, поскольку тартарские лошади первыми возвещают о победе.

Кровавый вход в город тартар является обычным, поскольку сами тартары штурмовали город практически безоружными, потеряв при этом много людей, и китайцы дорого платили за эту потерю раздражённым и возмущённым тартарам.

Когда же тартары не могут взять город подобным методом, они используют артиллерию и начинают бомбить город, чтобы закончить осаду, с чего обычно в Европе начинают. И, хотя они имели бы при себе пятьсот единиц осадного огнестрельного оружия, как имел Пелипаован, они его не используют, пока не попробуют взять город, штурмуя его столько, сколько можно себе только вообразить.

Таким образом, тартары используют три вещи, которые невозможны и не употребляются теми, кто разбирается в военном искусстве: первое – тартары сначала штурмуют город. Второе – используют артиллерию после штурма. Третье – штурмует город кавалерия. Нет необходимости говорить, что в мире не найдётся ни одного военного специалиста, кто бы относился к такому ведению войны с пониманием и оценивал бы это положительным образом.

С приходом ночи, раздаётся звук их горна, который подаёт сигнал о прекращении атаки, днём же они атакуют практически беспрестанно. Весь день они либо передвигаются, либо сражаются. Услышав сигнал на отход, они сооружают свои палатки, которые вынимают из поклажи. У тартар нет общего обоза – каждый капитан имеет свой собственный обоз, в который укладывается поклажа, как его личная, так и всех людей, которые находятся под его началом. Тартарские палатки сделаны из грубой выделанной или недублёной кожи, но сделаны искусно и прочно, так как они живут в них и в мирное время.

Из этих палаток они составляют целые города с улицами и кварталами, вроде того, как устроено это у турок.

Тартары с большой охотой живут в своих палатках, чем в построенных городах, потому что говорят, что такое скопление людей на столь малой площади принесёт им болезнь, тогда как проживание в палатке – нет. Всё, к чему привыкает человек, со временем становится приятным и удобным, но иногда удобства становятся бременем для тех, кто жил без них.

Так и раб, проведя годы на галере, скучает по веслу, если его у него забрать – время и привычка делают чудеса даже с самым неприятным. И такая привычка заставляет тартар верить в то, что дворцы Чины принесут им болезнь, а вольные пустынные просторы приносят им здоровье и спокойствие, поэтому они ненавидят города. Возможно, со временем они привыкнут к удобствам и наслаждениям, которое им может предложить Чина, отвыкнув от трудностей и тяжёлой работы. Вышесказанное истинно, но также истинно и то, что привычка к праздности и удобствам вырабатывается намного легче, чем привычка к работе.

Уединившись в своих палатках, они готовят пищу, обычно это варёная конина, а своих лошадей они кормят варёным рисом, который так же хорош, как и их варёное мясо. Тартары едят и пьют с таким же рвением, с каким они сражаются и живут. Затем они отправляются спать, абсолютно пренебрегая безопасностью, как будто у них нет никаких врагов в этом мире. Они не выставляют часовых или любую другую охрану, в их лагере не слышно никакой переклички. Всю ночь там стоит тишина, нарушаемая лишь ржанием коней. Даже в самое жаркое время их завоевательного похода тартары спали так же спокойно и беспечно.

Невозможно отрицать тот факт, что это есть ни что иное, как высокомерная и варварская самоуверенность. Но они именно так себя ведут, уверенные в своей храбрости и в том, что никто не осмелится близко подойти к расположению их войска.

В городах, в которых они вынуждены жить как представители власти, тартары ведут себя аналогичным образом, за исключением города Квантунг и тех городов, в которых полно пиратов, где они держатся настороже.

В остальных же местах их поведение отличается от поведения китайцев, которые двести восемьдесят лет выставляли часовых во всех своих городах, устраивая постоянный шум с помощью различных инструментов и людских голосов, который не давал никому уснуть, когда тартар не было и близко.

Тогда китайцы были настороже, караулили и бодрствовали, когда тартары были в шестисот лигах от них, и перестали это делать, когда это делать было необходимо, когда тартары подошли очень близко, но тогда китайцы не смогли даже разомкнуть свои губы, несмотря на то, что их было много. Так много, что они смогли бы дать отпор тартарам.

Китайцы, выставляя охрану, не были уверены в себе, тогда как тартары настолько верили в себя, что беспечно спали, полагаясь лишь на свою храбрость. Никогда эта пословица не была так к месту – завоюй себе хорошую репутацию и отправляйся спать (с. 350-360).

Примечание переводчика: Несмотря на то, что автор явно относится к тартарам с изрядной долей симпатии, он всё же не смог отказаться от привычного европейского высокомерия по отношению к «восточным варварам». Кроме того, описание военной тактики тартар явно баснословное и вряд ли соответствует действительности, как и численность тартарских армий, а также рацион для лошадей. Это и неудивительно. Испанский архиепископ Хуан де Палафокс и Мендоса писал свою книгу, проживая в Мексике и опираясь исключительно на те материалы, которые ему присылали.

Глава 31. Черты лица, вежливость и другие качества характера тартар.

Те тартары, которые покорили Чину, в основном, мощные и дородные, очень высокого роста, крепкие и сильные. Это люди, которые выглядят скорее грубыми и дикими, чем любопытными и жёноподобными. Руки их покрыты множеством мозолей, перчаток они практически не носят, у них короткие густые волосы, обладают огромной физической силой. Они похожи на тех деревенских воинов Рима, описанных Горацием, которые рано утром шли на поле и возвращались вечером с возом дров, которые их суровые матери наказывали им принести, после того, как окропили море африканской кровью и победив великих Антиоха, Пира и Ганнибала. Цвет лица у тартар не такой белый как у китайцев, но отличается незначительно. Среди них много смуглолицых, а бороды их намного гуще, чем у китайцев. Цвет бороды их, в основном, чёрный, но много и рыжебородых. Они её сбривают почти всю, оставляя лишь пучок в середине подбородка, усов у них тоже нет. И при всём при этом они очень храбры, так что храбрость в этом случае обошлась без усов.

Волосы они стригут очень коротко, или обходятся без волос вообще, желая освободиться от того, в чём не испытывают нужды. Это мужественные, решительные и сильные люди, которые никогда не сидят без дела, работают сильно и упорно, враги праздности и лени. Неутомимые и трудолюбивые люди, которые всю свою жизнь занимаются делом, которое начинают горячо, без устали поддерживают его и всегда доводят до конца.

Они здравомыслящие и сообразительные люди, но их не назовёшь хитрыми, хотя до сих пор сообразительность называют хитростью, они достаточно рассудительные и хорошо различают разумное от неразумного.

В мирной жизни они полная противоположность тому, кем являются в жизни военной, потому что на войне, мы это видели, они свирепы, жестоки, неумолимы и легко проливают человеческую кровь. В мирной жизни они настоящие, то есть лёгкие, простые, обаятельные, сердечные, улыбчивые и вежливые. Такими и должны быть люди, но не вдаваться в крайности, и не как некоторые, по которым не узнаешь, когда они спокойны или когда впадают в ярость.

Тартары не подвержены аффектам, как и не способны фальшиво улыбаться или впадать в неконтролируемую ярость. Когда они смеются, то смеются от души, когда они сердятся, то у них это выражается на лице. Они говорят, что лучше быть жестокими, чем предателями. У них не принято целовать руки вообще, и тем более руки предателя. Такие руки они, скорее всего, отрубят, чем поцелуют и да здравствует истина и сгинет предательство – враг человеческий. Тартары смеются над европейцами и их политиками. Без сомнения времена короля Сатурна* ушли из Европы в Тартарию.

Тартары ценятся как отличные наездники. Верховая езда является для них обычным занятием с рождения до смерти и их главный предмет гордости. На своих лошадях они показывают чудеса, а лошади, кажется, пребывают в абсолютно согласии со своими наездниками, что не только повинуются вожжам, но и мыслям того, кто ими управляет.

Они не проявляют ничего незначащую вежливость, как это делают китайцы, никогда не преклоняют колен, не подметают пол своей одеждой как китайские мандарины или заставляли делать других в своём присутствии, потому что считают, что демонстрация вышеперечисленного являются излишней среди мужчин и до сих пор они и своему богу или богам не проделывают ничего подобного. Китайцы, приученные к льстивой повинности, привыкли использовать подобного рода церемонии, а тартары им в этом всячески мешают или смеются над ними.

Обычные знаки вежливости, которые они используют между, собой похожи на те, которые приняты в Европе – протягивать правую руку с некоторым наклоном тела и, выпрямившись, подносят её ко рту. Когда они выражают благодарность за подарок или добрые слова, то протягивают правую руку к правому колену, в основном, когда они сидят, с рукой на рукоятке меча, которую они пододвигают к колену, а затем они приподнимаются и наклоняют голову, как будто собираются поцеловать свою правую руку. Когда двое друзей встречаются на улице, они никогда не обнажают свои головы. Последнее для них было бы так же нелепо как для европейцев при встрече снять свою обувь. Они приветствуют друг друга с принятой у них вежливостью, протягивая и пожимая руку, дотрагиваясь затем до своего лица, начинают разговор и если они хорошие друзья и оба того желают, то обнимаются с искренностью и радостью.

Китайцы везде – дома, на улице и в храмах, используют веера, как женщины в Испании. Веер для китайца – это неотделимая его часть, даже у представителей самых низших китайских слоёв. Испанцы, которые проживали на Филипинах и привыкли видеть китайцев со своими веерами, не находят в этом ничего удивительного.

Однако у тартар это вызывает громогласный хохот. Они считают, что это всё придумали женщины не столько для притока освежающего воздуха, для чего более чем достаточно порывов ветерка, а для того, чтобы краска не слезла с нарисованного искуственного лица. И хотя тартары не запрещали использование вееров, по крайней мере, ничего об этом не изветсно, ничего бы не заставило тартарина взять его в руки, даже, если бы он расплавился сам под палящим солнцем в полный штиль, в который попал Одиссей.

В течение этих трёх или четырёх лет ни один тартарин не женился на китаянке, поскольку из Тартарии прибывало множество женщин. Причины этого не известны. Возможно, это делается для того, чтобы заселить Чину людьми, в жилах которых текла бы тартарская кровь. Однако сделать это нелегко, поскольку Чина – очень большая страна и плотно заселена китайцами, да и продлиться долго такое разделение между народами не может. Напротив, противоположный ход вещей возымел место. Как только с каждым днём утихала враждебность между двумя народами, они стали заключать меджу собой брачные союзы.

У тартар есть своя музыка, совсем не мелодичная, но громкая. Однако они не очень ею увлекаются, поскольку ненавидят праздность. Музыка, которая им больше всего по душе – это звуки трубы, которая их призывает на войну. Звуки горна или трубы – это самая предпочтительная музыка для их благородного и воинственного слуха.

Тартары очень любят хорошо поесть и попить, приговария, кто хорошо ест и хорошо пьёт, тот хорошо работает. Однако они больше заботятся о количестве, чем о качестве пищи. Обычно они едят баранину, поскольку у них много этого скота, а также мясо других животных, за которыми они охотятся в горах, например мясо оленя и кабана. Также они едят рыбу, когда им того хочется, не соблюдая мясной вторник и пепельную среду**

И рыбу, и мясо они едят слегка прожаренными или проваренными и заканчивают его готовить в своём желудке по обычаю варварских земель. Их блюда не поражают воображение разнообразием. То, к чему они стремятся – это количество, потому что больше ценят что-то существенное, чем разнообразное, что есть правильный и полезный взгляд на вещи.

Когда они заняты войной, то предпочитают питаться рисом, поскольку он легко готовится. Однако, когда они располагаются в каком-либо месте надолго, то они пекут хлеб из пшеницы и едят его с большей охотой, чем рис. Еду они запивают холодной водой, как и мы, а не горячей, как китайцы и японцы. Ещё тартары пьют чай и пьют они его горячим, как это везде принято, как и шоколад, хотя некоторые его виды они пьют холодным, например, «пиноле»***.

Однако есть то, что они пьют с особенным удовольствием. Это вино всех цветов и видов. И да простит их Магомет, который, чтобы оставить всё вино себе, запретил своим последователям его пить [оставив им одну воду]. Вино явилось серьёзным защитным средством против того, чтобы магометанская адова секта не вползла на земли Тартарии, хотя среди их соседей много мусульман. Тартары продолжают считать небо своим богом и с ним они живут хорошо, поскольку с него и падает вода, но оно не запрещает им пить вино. И они поступают верно, не заставляют таких трудолюбивых людей делать двойную работу, посылая их в ад, напившись воды до отказа. Им хватит и прохождения там через огонь, чтобы проходить ещё и через воду.

Однако, несмотря на их горячую любовь к вину, при этом в них не заметно, ни у благородных, ни у плебеев, греха напиваться, очень распространённого в мире. Так, что, если бы Магомет не запретил бы пить вино своим последователям, то тогда весь мир бы отравился бы им. Тосты за столом они произносят на манер европейских. «На манер» в смысле качества, а не количества. Поскольку они остроумно замечают, что пить вино за здоровье, это всё равно, что пить за избавление от него.

Они смеются, когда слышат, что в Европе считается невежливостью не отвечать на тост, даже, если раскалывается голова, и спрашивают, считают ли европейцы предательством или преступлением против короны эту невежливость. Потому что, если не считается, как между нами, говорят тартары, то такое отсутствие вежливости меньше приносит проблем потом, так что лучше показаться невежливым человеком, чем человеком пьяным.

Мы больше всего ценим здоровье, здравый смысл и разум, чем вежливость, говорят они. Так что мы не считаем невежливым того, кто не пьёт, приводя в качестве оправдания вышеперечисленные причины. Как бы они себя вели, спрашиваю я, если бы, кроме естественного закона разума, у них бы были ещё и другие законы – божественные и человеческие, которые запрещали бы им пьянствовать, которые есть у католиков, которые далеко не все воздерживаются от спиртного так, как это делают тартары.

Вот всё, что касается того, что едят и пьют тартары. Обычно они используют для этого посуду из металла – серебра, олова, меди или какого другого, согласно его возможностям. Они мало используют глиняную посуду, несмотря на то, что в Чине она настолько прекрасна, дёшева и повсеместно распространена. Единственное, что они используют – так это блюдца и чашки, высокие и узкие, самые наилучшие, которые они только могут достать, чтобы пить чай.

Но хотя их посуда сделана из разного металла, она имеет одну и ту же форму и сделана в одном стиле, совсем не утончённом, но очень основательном и даже грубом, как будто она сделана для того, чтобы служить вечно.

Тартары похожи на тех людей античных времён, которые презирали церемонии, безделье и человеческую годыню, поскольку последняя обедняет наш мир, требуя всё больше и больше, тогда как тартары богаты, довольствуясь немногим. Отличительной особенностью их посуды является то, что все чашки, которые они используют, имеют ножку, как и у нас, хотя у нас в Европе избавляются от ножек у чашек и не зря, потому что, если из-за них люди не стоят на ногах [дословно теряют свои ноги], то и сами чашки должны потерять свои.

Тартары едят пищу ложками и с раздражением воспринимают палочки, которыми едят китайцы, и чтобы суметь пользоваться ими, надо быть, по крайней, мере, Хуанело ****, если долго не учиться ими пользоваться.

Татары очень склонны к торговле и любят ею заниматься, но сделки проводят разумно и добросовестно. Их обычным способом торговли является мена – они меняют один товар на другой. Они меняют зерно, шерсть, скот и другие товары, которыми богата Тартария на другие ценные товары, которые позволяют Чине быть самой богатой страной в мире. Тартары не жадны до серебра или денег и не осведомлены о тех трюках и тонкостях, которые обычно осуществляют торговцы, ведомые желанием выгоды.

Тартары охотно торговали бы со всеми народами мира и желали бы, чтобы они приезжали к ним в империю тоговать. И им абсолютно неважно, иностранцы ли они или нет, носят они оружие или нет, и, поскольку сами они сильны и храбры, они смеются над паническими страхами, которые по этому поводу обуревают китайцев и японцев.

Напротив, они объявили, что, кто бы ни въехал в их страну, не должен считаться иностранцем, если он будет вести себя надлежащим образом, но если же нет, если он будет вести себя неподобающе, то будет выдворен из страны или наказан по её законам. Таким образом, они обращаются с иностранцами более рассудительно и рационально, чем японцы, которые напугали себя своими собственными фантазиями.

Животными, которые тартары используют как в мирное время для вспашки полей, так и при военных действиях, является, как и в Европе, или лошадь, или осёл, которых, говорят, в Тартарии великое множество.

Что касается морского дела, то тартары, которые завоевали Чину, чувствуют к нему естественное отвращение, поскольку Тартария находится в сотнях лиг от моря. Немудрено, что люди не любят больше всего то, в чём у них нет опыта. Тем не менее, мы наблюдаем, что в провинции Квантунг тартары быстро становятся умелыми моряками, как гражданскими, так и военными. Мужественные люди могут победить всё и легко научиться всему, и знают, как победить привычку и как сделать привычкой то, что ранее было непривычным и странным... (с. 360-371)

Примечание переводчика

* Сатурн – один из древнейших древнеримских богов. С его именем было связано представление о золотом веке, когда народ жил в изобилии и вечном мире, не знал рабства, сословных неравенств и собственности.

** Пепельная среда – день начала Великого поста в католической церкви. Пепельной среде предшествует так называемый жирный вторник, который является последним днём периода карнавалов, времени празднеств и развлечений перед Великим постом.

*** Пиноле – южноамериканская подслащённая кукурузная мука, которую уротребляют, как собственно муку, так и основу для напитка, в которую добавляют какао, корицу или анис.

**** Хуанело Турриано (Juanelo Turriano (1500-1585)) – выдающийся итальяно-испанский часовых дел мастер, инженер и математик.

Глава 32. Одежда тартар

Все тартары, кроме низкородных, носят шёлк, который теперь им легче получить, поскольку они стали владеть страной, где он производится. Остальные носят одежду из льна, шерсти или хлопка. Покрой их одежды достаточно необычный и походит на одежду восточных магометан. Подражать магометанам в покрое своей одежды нравится тартарам больше, чем перенимать их привычки в отказе от вина. Посмотрим, во что одеваются тартары с низа до верха.

Они носят сапоги, которые надевают на чулки, что больше похожи на борсеки (borcegui)*, которые никогда не бывают выше колена. Если у этих чулков нет подошв, то они надевают на них сапоги, а, когда они сапог не имеют, то носят эти борсеки в качестве сапог.

Они носят короткие рубашки и исподние штаны с поясом. Рубашки обычно делаются из льна или хлопка, однако самые опрятные и изысканные в одежде тартары носят шёлковые, хотя и простого плетения или из двойной тафты, но всегда белого цвета.

Сверху такой рубашки они надевают длинную плотную рубаху на ладонь ниже колена и плотно прилегающую к телу, простёганную сверху до низу тканью из хлопка или грубого шёлка. Рукава её очень прямые, узкие и такие длинные, что закрывают руку полностью, но они разрезаны, чтобы открыть кисть и подвёрнуты до запястья. Рукава обычно вышиты от локтя до плеча, но от локтя вниз они абсолютно гладкие.

Данный предмет одежды застёгивается с боков до талии и по центру снизу вверх. Пуговицы обычно делают из золота или других металлов, иногда из драгоценных или полудрагоценных камней, в зависимости не от положения, а от богатства человека, поскольку в Тартарии богатство определяет положение, впрочем, как и везде в мире.

Пуговицы по центру этой рубахи не идут прямо с верха вниз, но слегка вбок, поскольку тартары запахивают левую сторону рубахи на правую и вдоль верха левого края этого запаха идут пуговицы, хотя и по непрямой линии, но смотрится очень изящно. Некоторые нашивают пуговицы на правое плечо и вокруг горловины, но этой моде не слишком следуют.

Они подвязывают эту рубаху несколькими поясами, видов которых у них великое множество и которые и составляют основное украшение их костюма. Некоторые пояса сделаны из шёлковых шнуров в палец толщиной, переплетённых множество раз. Другие носят пояс шириной в четыре пальца из сплошного куска шёлка или тонкой хлопковой ткани, сложенной в несколько раз, простёганный и украшенный кусочками золота, серебра, слоновой кости и драгоценными камнями. Третьи носят кожаные пояса в воинском стиле из хорошо выделанной кожи животных и великолепно украшенные.

Сверху этой длинной рубахи они одевают другую, более короткую и широкую. И цвета этих рубах всегда различаются, но цвет короткой верхней рубахи всегда более яркий, живой и заметный. Она значительно шире, чем длинная, и тартары носят её свободной – не застёгивая и не подвязывая поясом. И хотя она украшена богатыми пуговицами, они служат только для украшения. Тартары могут застегнуть её на одну или две пуговицы, как самое большее. Есть ещё одна рубаха, у которой или нет рукавов, или они короткие, до локтей, также стёганная хлопком или шёлком.

Такую одежду они носят зимой, но у них в обычае носить столько же одежды и летом, хотя изменившийся климат их проживания должен изменить и их обычай. Тартария лежит гораздо севернее, чем Чина и, следовательно, там гораздо холоднее, так что одежда тартар, в большинстве своём, зимняя, чем летняя.

В Чине гораздо теплее, особенно в девяти южных провинциях, так что тартары, возможно, будут носить более лёгкую одежду и отойдут от их сегодняшней привычки ностить одежду, простёганную хлопком или грубым шёлком. Эти все рубахи имеют один недостаток. У них нет воротников – ни подвёрнутого, ни поднятого. И все эти рубахи с глубоким вырезом, как нижние, так и верхняя, и выглядят они как роба висельника.

Тартарам привычна такая одежда, и они ей не удивляются, потому что человеческие глаза, кроме всего прочего, вырабатывают привычку, то есть, если постоянно видеть самые жестокие лица и самые уродливые одежды, со временем ничего жестокого или уродливого ни в тех ни в других мы не замечаем более.

Вышеуказанное описание относится к костюму тартар от ступней до плечей. Что касается головы, то их головной убор так вычурен и смешон, что, несмотря на то, что у меня о нём много сведений, я должен был бы не говорить о нём вообще, чтобы не заканчивать описание не очень приятными вещами. Но, в конце концов, сделаем это хотя бы для развлечения, если не для удовлетворения любопытства, в конце концов, мы, испанцы, в вопросе костюма не можем смеяться ни над кем, посколько весь остальной мир смеётся над нами в этом плане – и совсем не без причины. Так что тартары не могут быть уверены в том, что мы не присвоим их костюм – за исключением головного убора, конечно, который выглядит таким смешным – поскольку многие из нас присвоили многое у других народов, над которыми мы смеялись, до того, как присвоить что-то, принадлежащее им.

Тартары носят на голове зимние и летние шапки и, хотя они могут и не меняться со сменой сезона, большинство делает это. Зимой они носят что-то вроде колпаков или беретов или круглой шапки, называйте это как хотите. Этот головной убор круглый и высокий, который держится на голове прямо, не сминаясь, как кираса, хотя он сделан из шёлка или хлопка, проложенный внутри той же материей и простёганный либо грубым шёлком, либо хлопком – так же как они простёгивают свои верхние рубахи. Этот головной убор сидит на голове очень плотно, но его край оторочен такой широкой и плотной кромкой или шнуром, что он смотрится намного больше, чем любая часть тела.

Эта кромка украшена кистями из шёлка разных цветов, какие только нравятся хозяину. Говорят, что форма этих кистей похожа на те, которые носят наши университетские преподаватели и доктора, а также говорят, что их носят умственно отсталые и невежды. Это, конечно, слишком сильно сказано, но было бы хуже, если бы в Тартарии не было бы невежественных людей с кистями. Эти кисти покрывают головной убор сверху донизу и только спереди остаётся свободное от них место круглое по форме размером в один реал. На это место они прикрепляют пластинку из какого-нибудь металла с золотой или серебряной пуговицей посредине.

Тартарские мандарины, чиновники и знатные персоны, занимающие важные посты, различаются только по этой металлической пластинке, потому что он у этих персон всегда из золота или серебра, а в середине вставлен драгоценный камень не по вкусу или финансовым возможностям его носящего, но по рангу и роду его занятий, то есть по форме и размеру этой пластинки, вида металла и типа драгоценного камня, можно различить ранг и вид деятельности человека. Так что у них в этом нет никакой путаницы, как и у нас в Министерстве правосудия, а ещё у них считается серьёзным преступлением присваивать чужие знаки различия.

В остальной одежде и кистях, зимней или летней, нет никакой разницы между знатными и незнатными, а также между грамотными и неграмотными. Все они носят одежду одного вида, единственное только отличие между богатыми и бедными – это материал. И даже корзинщик носит свою шапку с кистями и, если не смотреть на металлическую пластинку и драгоценный камень, вы не поймёте, чиновник он или нет, к этому надо присматриваться вблизи, без чего невозможно различить золотые и серебрянные пластинки с драгоценным камнем от других, из простого металла с пуговицей в середине.

Летом тартары перестают носить шляпы из войлока и начинают использовать шляпы из соломки или пальмовых или других листьев или подходящих растений. Эти шляпы выглядят ещё несуразней, чем зимние. У них небольшая тулья и огромные поля. Тулью они также украшают шёлковыми кистями, также оставляя впереди место для металлической пластинки, как и на зимней шапке. Тульи у шляп бывают плоские, которые не украшаются кисточками, что заставляет её выглядеть ещё площе, и острые.

Внутри тульи прикреплены несколько шёлковых лент, две из которых свисают на большую длину, чем остальные, которые завязываются под подбородком так, что они с лёгкостью могут ослабить или затянуть их. Возвращаясь к описанию полей их шляп, они выглядят как широкое и некрасивое деревенское блюдо, свёрнутое вовне и свисающее вниз. Что касается кисточек из шёлка, то в дождливую погоду они оказываются на краях шляпы в два или три пальца шириной до самой каймы шляпы, которая заканчивается шёлковой верёвкой, сплетённой или связанной таже в деревенском грубом стиле.

Шёлковые кисточки на шляпах используют самые бедные люди, и они невысоко ценятся. Высоко же ценятся те, которые делают из некоего растения жёлтого цвета, похожего на кукурузу. Это жёсткое растение в палец толщиной несколько раз оборачивают вокруг шляпы и оно так легко спутывается и имеет естественные кисточки, которые запутывают его ещё больше. Таким образом, оно отталкивает воду и не теряет цвет, хотя и намокает, но при этом его цвет становится даже ярче и шляпа становится как будто покрытая эмалью. За это её очень ценят в тех провинциях, где собирают это растение.

Шляпа, украшенная ею стоит два дукада, хотя в других провинциях считается, что это очень завышенная цена на шляпу для Чины, где за два дукада можно купить вельвет или камчатную ткань, чтобы сшить целый костюм. Те, которые не могут себе позволить это растение на своей шляпе, довольствуются шёлком того же цвета, что считается признаком бедности и вызывает презрение, тогда как это растение, которое, скорее всего, является соломой, считается признаком достатка и взывают к тщеславию её владельца. Те люди, которые ставят своё тщеславие в зависимость от соломы, заслуживают того, чтобы им скормили эту солому, хотя всё, что вызывает тщеславие, не более чем солома.

В настоящее время все китайцы обязаны носить одежду по тартарской моде, к чему их принуждают очень строгие и жёсткие постановления, которые осуждают на смерть каждого человека, который их нарушит. Однако к женщинам тартары относятся более мягко. Ничто не могло быть более враждебным для китайцев, чем эта новая татарская мода, навязанная им – тем, которые в течение долгого времени ничего не меняли в своей одежде. И поэтому, чем более они были удовлетворены той одеждой, которую они носили, и их обычаем носить свои длинные волосы, тем более недовольства вызвало расставание с обоими. Они так высоко ценили свои обычаи, что готовы были лишиться жизни, чем носить одежду в тартарском стиле. Однако женщины снискали больше мягкости от завоевателей, чем их мужья. Тартары никогда не проявляли неуважение к этому полу повсюду, за исключением провинции Кантон.

В этой провинции военный наместник короля допустил серьёзные акты насилия, которые находятся за пределами чести и человечности. Однако, мы не должны считать, что жесткое обращение, которому подверглись женщины в этой провинции, практиковалось в отношении женщин в остальных провинциях. Там воины гораздо лучше поддерживали дисциплину под командованием офицеров, которые своими действиями произвели более благоприятное впечатление на людей, как для своего собственного достоинства, так и для достоинства своего народа.

Но, несмотря на то, что они очень старались, чтобы их распоряжения чётко выполнялись, они никак не могли предотвратить жестокое насилие, которое было совершено в городах. Едва ли можно было ожидать, что на войне будет по-другому. Поскольку мы видим, что эти акты насилия и произвола так же часто происходят в Европе, к которому прибегают даже христианские солдаты, а командиры не могут предотвратить все беспорядки.

Однако так же верно, что во всех провинциях Чины, за исключением Кантона, тартары вели себя по отношению к женщинам со всей честью и уважением, которого китайцы только могли пожелать. В частности, Император и его дяди и другие высшие чины Тартарии, которые подвергли серьёзным наказаниям ответственных за беспорядки, не стали принуждать китайских женщин менять их костюм, но дали им разрешение носить те одежды, которые им по нраву, будь то китайские или тартарские.

И во всём остальном командиры татарской армии и тартарские мандарины показали все своё уважение и соблюдение этикета к этому полу, как обычно делается в Европе, и который не был принят прежде в Чине, где, когда любой мужчина говорил с женщиной, он никогда не удостаивал её титулом госпожи, даже, если она была выше его по положению, хотя она каждый раз называла его господином.

Сейчас мы должны рассказать о костюме тартарских женщин, хотя о нём у нас не очень много сведений. Как и мужчины, они также носят шляпы, но они не слишком украшены и некоторые из них считают это более модным. Действительно, иногда лучшим украшением считается его отсутствие. Для многих вещей верно и то, что, чем ближе к природе, тем более привлекательней. И природа имеет все основания жаловаться, что эти самые женщины, которых она наградила несравненной красотой, несмотря на это, обращаются за помощью к искусственному и, кажется, признают, что всё, что в них приятного и красивого, происходит от него.

Но тартарские женщины не используют ничего искусственного. Они носят длинные волосы, как и в Европе, и позволяют им завиваться в свободной манере, спускаясь по спине, не связывая их лентами, только теми, которыми они подвязывают свои шляпы. Они носят довольно длинное платье без воротника и что-то типа короткого жилета, похожего на тот, который носят китайские женщины. Эти платья разных ярких цветов, обычно из шёлка для самых бедных. Что касается формы, то они более менее прямые, немного расклешёные и не отделаны этими модными тщеславными украшениями, которые изобрели в Европе.

Они также носят полусапоги и иногда сапоги со шпорами, когда они либо едут на прогулку, либо путешествуют. Их лошади – их живые чопины*, которыми они очень умело и грациозно управляются, так что никакой костюм не подчёркивает их грацию столь выгодным образом. Их луки и стрелы – это их кольца и драгоценности, и они собираются для светских бесед в открытом поле, где они бегают и прыгают как тирренские нимфы или скифские амазонки, их соседки.

Китайские женщины, которые всю свою жизнь были заточены в своих клетках, были так впечатлены тартарскими женщинами, что невозможно передать словами. Они были так ими поражены, что пребывали в растерянности, не зная, считать ли их мужчинами или всё-таки женщинами, но они никогда не переставали восхищаться ими, хотя так же боялись их, как и их мужчин.

Несмотря на это, мы не должны предполагать, что стрельба и езда на лошади есть единственное занятие тартарских женщин. Они лишь используют их, чтобы показать, что они в состоянии сделать, обладая присущим им доблестью и храбростью, если потребуется. Правда и в том, что они сопровождают своих мужей в войнах, и множество раз врываются с ними в самую гущу войск врагов. Но ничто так не восхищает более в этих женщинах, как их ловкость в управлении и обращении с лошадьми, что они делают так умело, что это невозможно выразить словами.

Можно лишь сказать, что они знают, как ездить и управлять лошадью лучше, чем большинство мужчин в других странах. У тартар не так, как в Испании, где только сеньоры и благородные люди могут ездить верхом. Все тартарские женщины, бедные или богатые, ежедневно делают это. Их лошади служат им вместо карет. У каждой тартарской женщины есть свои лошади, которых они тренируют и заботятся о них. Так что для тартарской женщины считается позором не уметь ездить верхом, всё равно как в Испании не уметь ходить на чопинах.

Несомненным является тот факт, что то, что превышает должные границы и меру по достоинству, наказуемо. И поскольку мы не можем извинить мужчин, которые в изнеженности своей заботятся о том, чтобы обмануть и ограничить себя, превосходят даже женщин, так же мы не можем одобрить и то, что женщины должны превзойти мужчин в тех делах, которые являются более надлежащими для мужского, чем женского пола.

Но привычка и обычай, которые в своей сути не противоречат религии или чести, могут сделать эти вещи простительными или, по крайней мере, мы должны судить, должно ли практикование обычая и привычки, которая исходит от него, допускаться или осуждаться. А, что касается тех действий и обычаев нескоторых людей и народов, которые принимают во внимание только внешнюю благопристойность и этикет, который служит только для того, чтобы заставить других их считать более или менее цивилизованными или вежливыми, они, я говорю, очень зависят от мнения.

Что касается способов и форм, каждый человек передаёт своё осуждение, согласно его собственному тщеславию и капризности. Некоторые приветствуют и одобряют то, что другие не любят и сурово критикуют. Некоторые вещи задуманы очень достойными и изящными, согласно мнению и воображению одних людей, но другие говорят о них, что они уродливы или смешны. Так люди высмеивают друг друга, и в то же время каждый человек думает, что прав он.

Нет никаких сомнений, что, хотя все мужчины и не всегда не рациональны, тем не менее, у тартар есть причина любить их собственных женщин, поскольку они всячески поддерживают своих мужчин в их военном гении и посвящают себя тем делам, которые подходят так хорошо к их наклонностями. Тартарские женщины происходят и сделаны из воинственной крови и духа. С колыбели они воссоздают себя практикой тех качеств, которыми природа наделила их и которые они сделали для себя привычкой и обычаем, приобретя в этом немалый опыт, и именно этим они привлекают своих мужчин. И поэтому, либо их не очень винят за занятие теми делами, которые женщины других стран обычно не занимаются, либо, если они и совершают ошибку, то она должна уважаться и легко извиняться.

Это вся информация, которую я получил относительно тех тартар, которые завоевали такую обширную и богатую Империю. После того, как я рассказал вам об их военной мощи, я посчитал себя обязанным добавить кое-что относительно их обычаев и управления гражданскими делами. Они теперь управляют, издают законы и вводят обычаи, какие им угодны, по всей этой огромной стране. Мы теперь должны принимать во внимание текущее состояние Чины при его новых владельцах. Но то, что всё же остаётся самым прискорбным, что такое огромное число людей – и завоеванных и завоевателей – всё ещё остаются под тиранией неверности и непочтительности.

Была некоторая надежда на то, что тартары, которые ещё не показали себя столь непримиримыми к Евангелию Христа, как китайцы, предоставят более свободный вход и лучший приём, чем они сделали, тем, кого направил Бог, чтобы вдохновить, пойти и возвестить им радостную весть.

Но пока ещё это только пожелания тех, кто ежедневно молится Богу, чтобы его царство могло прибыть. Мы должны поэтому все постоянно возносить наши молитвы и просьбы ему, чтобы он послал свою благодать и благословения на сердца тех христианских правителей, которые принимали или будут принмать любое участие в этой благородной работе. Короли Испании покрыли себя славой, когда посылали и поддерживали нескольких служителей для работы на этом обширном поле. И эта великолепная попытка заслуженно принесла им звание апостольских принцев от одного из первосвященников римской католической церкви, Григория XIV (с. 372-388).

Примечание переводчика

* Борсеки (El borcegui) – вид обуви, распространённый в Испании в Средние века. Это длинные сапоги до колена, возможно, имеет марроканское происхождение. Их изготовляли из очень тонкой кожи, чтобы они могли хорошо облегать ногу.

** Чопины – женская обувь на высокой платформе, распространённая в Европе в XIV-XVII веках. Высота платформы, по разным источникам, достигала 50 см и даже 1 метра. Такая обувь позволяла ходить по улицам, по которым в те времена часто текли нечистоты.

Продолжение следует...

• Великая Скифия
• Великая Тартария
• Тартария во «Всемирной географии» Дабвиля
• Тартария в «Новой Энциклопедии Искусств и Наук»
• Тартария во «Всемирной истории» Дионисия Петавиуса
• Тартария в «Атласе Азии» Николаса Сансона 1653 года
• Ремезовская летопись
• Великая Тартария в рукописи Войнича
• Символы Великой Империи наших предков
• Известный флаг неизвестной страны
• Забытый символ Великой Страны-1
• Забытый символ Великой Страны-2
• Правители Великой Империи наших предков
• Правители Великой Империи наших предков (продолжение)
• Тартары в книге Мартина Мартиниуса «Тартарская война»
• Тартары в книге Афанасия Кирхера «Иллюстрированная энциклопедия Китая»
• Правители Великой Империи наших предков (продолжение 2)
• Тартары в сборнике Николаса де Ламерсена II
• Тартары в книге Хуана де Палафокса и Мендозы
• Следы Великой Империи наших предков
• Мегалиты горы Шаман, Приморье
• Мегалиты горы Пидан, Приморье
• Мегалиты Парка Драконов, Приморье
• Пирамиды Находки, Приморье
• Другие древности Приморья
• Петроглифы Сикачи-Аляна
• Древнее государство на Дальнем Востоке
• Мегалиты Урала
• Версия назначение мегалитических построек
• Мегалиты Северной Америки